— Мы еще не закончили, и да, спасибо. А теперь двигайся.
Но Лаз остается там, где он есть. — Не позволяйте сплетням течь слишком свободно.
Мое выражение становится жестче. — Значит что-то это?
— Ты знаешь, что это значит.
Что, по его мнению, я собираюсь делать? Похвастать перед сестрой, что отчим засадил меня полуголой в своей машине? Это не девичий разговор. Это самосожжение через чистый стыд.
— Я понятия не имела, что ты умираешь от желания стать семьянином, — говорю я.
Его глаза бегают вверх и вниз по моему телу. — Хочешь помочь мне с этим?
Мои губы кривятся. —Ты омерзителен.
Глаза Лаза вспыхивают, и он рычит. — Мне не нравится твой тон, Бэмби. Будь вежлива со своим отчимом.
— Или что?
— Или я немного поговорю с твоей мамой о том, как ты бросаешься на меня. Он ухмыляется, словно вспоминая все те времена, когда нас прижимали друг к другу неподобающим образом.
—Ты . . .— Я начинаю взрываться во все горло, прежде чем вспоминаю, из-за чего я с ним ругаюсь и где, и понижаю голос. — Ты мудак. Я бросаюсь на тебя? Ты же знаешь, что все наоборот.
— Как ты думаешь, кому она поверит?
Яростный румянец окрашивает мои щеки. — Эмоциональный шантаж? Действительно?
— Что бы ни дало мне то, что я хочу.
— И это?
Улыбка скользит по его красивому лицу. — Сладкое удовольствие мучить тебя.
Так много для другого дня, когда мы почти чувствовали себя друзьями. Думаю, он действительно хотел кого-нибудь избить. — Оставайся стильным, придурок.
Он хватает меня за руку и тянет обратно к себе. Я практически падаю на его мускулистую грудь, и мне приходится отдергивать ладони от его твердого, как камень, пресса. Когда я в школе, все, что он должен делать, это тренироваться.
— Ну-ну, Бэмби, — говорит он с угрожающей улыбкой. — Ты бы не хотела, чтобы твоя мать узнала о том, как ты пихаешь в меня своими сиськами в моей машине и умоляешь меня трахнуть тебя.