— Соня! — огрызнулась вторая, получив от девчонки деньги. — Ты за словами следи, а то всем расскажу, как ты двухгодичные семечки за прошлогодние выдаешь.
— Всего доброго, — между тем произнесла сеструха и потянула за собой, оставляя позади ругающихся женщин.
— Ты чего щиплешься? — спросил ее, как только мы вышли в какой-то закоулок.
— А того и щиплюсь! С ними лучше не разговаривать. Сплетницы еще те. Завтра все мои знакомые будут знать, что я не только женихом обзавелась, но уже подала заявление в ЗАГС, купила платье и вообще залетела.
— Оу! — только и смог сказать.
Сам же представил ее в белом платье… А ей бы пошло! С глубоким вырезом. Чтобы всю эту красоту, которую она прячет под бесформенными рубашками, можно было сразу разглядеть. Хотя…
Подумал, сколько мужчин будут засматриваться на прелести этой несносной девчонки, и тут же передумал. Лучше закрытое. И пышное. Чтобы и снизу ничего нельзя было рассмотреть, а то там тоже довольно аппетитно.
— Сеструха, так могла бы представить меня братом. Зачем же было врать?
Она замерла так внезапно, что мы едва избежали столкновения. Неужели сейчас скажет правду? Ну же, ласточка, пропой хоть что-то.
— Только представь, — мило улыбнулась сеструха, обернувшись. — Я честно признаю́сь, что у меня есть брат, а любительницы сплетен тут же заваливают тебя вопросами. Как думаешь, о чем они спросят первым делом?
— Гм, — я задумался. — Откуда в нашей семье такой красавец?
Девчонка закатила глаза и цокнула языком, чем вызвала у меня смешок. Напряжение, возникшее между нами с самого утра, начало таять, и это могло быть хорошим знаком. Может, я сумею нащупать ту нить, за которую дерну пару раз и тем самым выведаю правду?
— Нет? — искренне изумился. — Тогда почему в семье прямоухих родилась лопоухая?
Мне послышалось то ли шипение, то ли рычание, после чего сеструха ускорилась, вынуждая и меня прибавить шаг. Следовало перестать шутить, пока она не разозлилась и не сменила пряник на кнут, но, заметив раскрасневшееся от негодования лицо, я продолжил. Да и разве можно перестать дергать девочку за косу, когда она вот так забавно реагирует?
— Хорошо, — произнес я и задумался над возможными вариантами. — А вы двоюродные или родные? А может, вы притворяетесь? Такая красивая была бы пара. Может, ты, ласточка, вправду залетела?
— Единственный залётный у нас — это ты, Рома, — сеструха снова остановилась. — Они спросили бы, где ты работаешь, какая у тебя профессия и как много ты зарабатываешь! И что бы ты тогда ответил?
— Что я сын миллионера! — расплылся в улыбке, теперь уж точно ожидая от нее растерянности.
— Я бы сейчас уточнила, чей ты сын, но не стану. Не буду спускать тебя с небес на землю. Витай и дальше в своих облаках, катайся на единорогах, лови сачком бабочек. А я займусь делом.
Сеструха снова прибавила скорости, и вскоре мы дошли до странного места. Оно отдавало запахом старины, а среди продавцов чаще встречались лица пожилого возраста. Мебель, одежда, обувь, картины, книги, безделушки — здесь было все.
— Ты хотела что-то купить? — спросил между делом у девчонки, скучающе рассматривающей потертую картину.
— Нет. Я в антиквариате не разбираюсь. Винтажные вещи тоже не особо люблю.
— Понятно, — ответил отстраненно и остановился возле высоких стопок с книгами.
Женщина лет тридцати пяти тут же спохватилась и, как человек с жилкой торгаша, начала меня обхаживать, уточняя, какого автора люблю. На ум приходили только имена классиков. И следовало уйти, но мне отчего-то казалось, что среди распространенных изданий позапрошлого века должно затесаться настоящее сокровище. Хотя вряд ли.
— Рома, ты чего застыл? Идем. Надо еще ужин приготовить и собак выгулять, — проворчала сеструха, но я заметил кое-что и попросил дать мне пару минут.
— Молодой человек, вас интересует что-то конкретное? — снова спросила женщина.
— Да. Будьте добры, передайте мне вон ту книгу.
Я указал на тисненный золотом красный переплет, который на поверке оказался кожаным.
— Она принадлежала моему дяде, — сообщила продавщица. — Издание старое, качественное, но, как сказал мой муж, сейчас вряд ли за него что-то выручишь. В свое время печать шла в больших объемах, так что сами понимаете.
— А еще есть? — спросил ее и взглянул на дату печати. Тысяча девятьсот тринадцатый год. Ничего не выручить?! Неужели женщина совсем не разбиралась в своем товаре?