— Ах, муж. Как мило с твоей стороны почтить меня своим присутствием. Я присматривала за домом для тебя, — напевает она приторно-сладким голосом, от которого у меня сводит зубы.
— Я рад видеть, что ты проснулась.
Ее голова наклоняется набок. — Это так?
Я двигаюсь быстрее, чем она ожидает, моя рука обхватывает ее горло, когда я прижимаю ее спиной к стене.
Она ахает, не ожидая этого движения, когда пристально смотрит на меня, притворяясь, что это ее не трогает.
— Я знаю, что ты пытаешься сделать, Мегера. И теперь я могу сказать тебе, что это не сработает.
Застенчивая улыбка растягивает ее губы. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь, муж.
Я ухмыляюсь в ответ, но это чистая злоба. — Если ты думаешь, что я не знаю, что ты пыталась сбежать, что ты разгромила мою квартиру, тогда тебе действительно нужно пересмотреть, с кем ты имеешь дело.
— И тут я подумала, что ты теряешь хватку, из-за того, что оставляешь улики на мое усмотрение.
— Я не ожидал, что ты будешь рыться под моим кофейным столиком, Мегера. По какой-то гребаной причине я верил, что ты не будешь рыться в моем доме.
— Вероятно, это была твоя вторая ошибка, — шипит она.
— О, и какой была моя первая? — Спрашиваю я, искренне заинтересованный в том, чтобы выяснить, в чем, по ее мнению, заключается мое худшее преступление здесь.
— Лгал мне.
Справедливо.
— Я—
— Не надо, — огрызается она. — Если только с твоих уст не сорвется какая-нибудь честность, прибереги это.
В ту секунду, когда моя хватка на ней немного ослабевает, она выскальзывает из-под меня и стены и устремляется к тому, что, как я уже знаю, является моей разгромленной гостиной.
Скидывая обувь, я следую за ней, любуясь разгромом. Повсюду разбросаны перья с диванных подушек. Содержимое всех шкафов и выдвижных ящиков разбросано повсюду, и она стоит посреди всего этого с видом самодовольной богини.
Мой глаз дергается от беспорядка, но я отказываюсь показывать ей, как сильно это на меня влияет.
Я ненавижу беспорядок. Я ненавижу хаос. Мне нравится, чтобы всему в моей жизни было место, чтобы было спокойно. Вот почему она довела меня до грани безумия за последние несколько месяцев, потому что она не является ни тем, ни другим. И если я следую своим правилам, то она не вписывается в мою жизнь.
Только… она делает это.
Глядя на нее сейчас, посреди того разгрома, которое она причинила, я понимаю, насколько уместно она смотрится в моем доме… в моей жизни.
Мои кулаки сжимаются от желания подойти и показать ей, что именно все это заставляет меня чувствовать.
— Почему ты не сказал мне, Тео?
— Потому что я не мог, — честно отвечаю я.
— Значит, ты бы с радостью солгал мне о чем-то таком… таком чертовски важном, потому что ты предпочел бы следовать гребаному приказу своего отца?
— Это было не только из-за него.
— Нет, верно… — говорит она, явно делая поспешный вывод. Не то чтобы я собирался поправлять ее, потому что это означало бы обнажить перед ней свою душу больше, чем я уже раскрыл.
Я мог бы сказать ей. Я мог бы поступить совершенно по-другому, но тогда ее бы сейчас здесь не было. Если бы я сказал ей с самого начала, то у нас не было бы этого времени вместе.
Я бы не узнал ее получше. Настоящая она. Не тот фасад, который она напускает на себя, чтобы его видели все остальные. Я был за маской, пусть и ненадолго. И, черт возьми, она тоже пробралась под мою. Я просто не уверен, что она еще не знает, какие части меня реальны, как я знаю ее.
— Как я могла забыть? Не только твой отец согласился на это гребаное безумие, но и моя мама тоже.
Мой желудок сжимается от ее предположения, и прежде чем я успеваю решить, правильно ли говорить ей об этом или нет, слова срываются с моих губ.
— Твоя мама не знала.
Она отшатывается, как будто я только что дал ей пощечину.
— Это была ее подпись. Я знаю ее так же хорошо, как и свою собственную. Черт, я подделывала это достаточно раз, — тихо добавляет она, заставляя меня улыбнуться.
— Да, так оно и было, но она не знала, что подписывает. Ее втянули в это обманом.
— Т-твой отец? — Выплевывает она, на ее лице читается отвращение.
— Отчасти, — признаюсь я. — Он работал с—