Он спрашивает о причине инцидента и о том, что по закону он обязан позвонить властям, но я не слушаю. Как только он исчезает из виду, я опираюсь спиной к стене и рыдаю так громко, что моё сердце, кажется, истекает кровью вместе с сердцем Кирилла.
Что я наделала?
3 Глава
Саша
Я в полном беспорядке.
После того как я выплакала все слезы, услышав о ничтожных шансах Кирилла на выживание, я так и не смогла полностью собраться с мыслями.
Единственная причина, по которой я не сдаюсь — это то, что я не могу оставить Кирилла одного. Если я это сделаю, он может оказаться в ещё большей опасности. Да, дядя Альберт ушёл, но это не значит, что он или его люди не вернутся.
Я все время стою на страже перед отделением интенсивной терапии, а потом, когда устаю, сажусь. Я не уходила, чтобы переодеться или вымыть руки, даже когда медсестры просили меня об этом. И тогда они принесли мне дезинфицирующие салфетки, чтобы хотя бы вытереть кровь с моих рук.
Прошло пять часов с тех пор, как я видела врача, и только сейчас он вернулся, чтобы проверить Кирилла.
Я в ожидании, словно на иголках, но, когда он возвращается, выражение его лица не поменялось.
— Он все ещё без сознания, но в этом нет ничего необычного, — говорит он, прежде чем я успеваю что-либо спросить.
— Могу я увидеть его?
— Нет, если только вы не член семьи.
— Я… — я даже не могу солгать и сказать, что я его девушка, потому что я выгляжу как чёртов мужик. — Я его кузен.
Он смотрит на меня подозрительно, наверное, потому, что мы с Кириллом совсем не похожи. Однако доктор кивает и указывает в конец коридора.
— Поверните налево, и медсестра укажет вам направление.
— Благодарю вас.
Я собираюсь направиться туда, но доктор преграждает мне путь.
— Как я упоминал ранее, мы должны сообщить властям об огнестрельных ранениях. Полиция скоро будет здесь, и у них будут к вам вопросы.
Я киваю, на самом деле, не думая сейчас о полиции. Я сумею ввести их в заблуждение, когда придёт время.
Прежде чем мне разрешают увидеться с Кириллом, я умываюсь и переодеваюсь в свежую одежду из своего рюкзака. Закончив, я тяжёлыми шагами следую за медсестрой.
Она уходит, как только мы подходим к окну, через которое я могу его видеть. Большой комок подкатывает к горлу, и я подавляю рыдание от вида передо мной.
Все белое – свет, кровать, бинты, покрывающие его обнажённую грудь. Даже его кожа бледная, из-за чего тёмные татуировки резко контрастируют с ней.
Его лицо слишком бесцветное, слишком безжизненное, как будто он сдался и уже переходит на другую сторону.
Мои руки касаются стекла медленно, осторожно, как будто я на самом деле глажу его по щеке.
— Мне очень жаль, Кирилл. Мне так жаль... Если бы я знала… Я бы не пришла, я бы послушала тебя и осталась, я бы...
Я прижимаю пальцы к стеклу, прекрасно понимая, что любые мои оправдания или «что, если», о которых я думаю, бесполезны. Все это случилось, и Кирилл борется за свою жизнь из-за меня. Это правда, которую я не могу изменить, что бы я ни делала.