— Конечно, — выдыхаю я, соскальзывая с кровати и направляясь в ванную, злясь на перевязь, удерживающую мои руки, которую Стелла настаивает, чтобы я продолжал носить. — Горячие эмо-девушки — это полностью твой конек. — Я закрываю за собой дверь, прежде чем он успевает ответить, хотя что-то подозрительно твердое сталкивается с деревом несколько секунд спустя.
Обидчивый ублюдок. Он полностью представляет, как трахает ее шестью способами с воскресенья.
Я ожидаю, что моя комната будет пуста, когда я выйду, поэтому он немного пугает меня, когда я обнаруживаю, что он стоит у моего окна.
— Что это? Там что-то есть? — Я спрашиваю, немного запаниковав.
Я пытался немного отыграться на этом ради Стеллы. Я знаю, что воскресный вечер все еще преследует ее — я вижу это каждый раз, когда смотрю в ее глаза, — но я бы солгал, если бы сказал, что не был немного на взводе, ожидая, что будет дальше от этого ублюдка.
— Ничего. Все в порядке.
Я подхожу и встаю рядом с ним, вглядываясь в темноту за окном. Дом перед нами освещен, его семья внутри делает все, что они делают. Или, что еще важнее, его мама и дети. Я уверен, что Дэмиена, как обычно, нигде не видно.
— Хотел бы я знать, каким будет его следующий шаг.
— Ты и я, оба.
Мои глаза сканируют то немногое, что я могу видеть, но там ничего нет. Никого. Не то чтобы я действительно этого ожидал. Он должен быть настоящим гребаным тупым мудаком, чтобы попробовать что-то в доме босса.
Но тогда, я думаю, он выступит против всех нас. Он, должно быть, думает, что он действительно нечто особенное, если хоть на секунду верит, что победит.
— Эй, что ты делаешь? — спрашивает Стелла, врываясь в дверь позади нас.
— Ничего, — говорю я, поворачиваясь спиной к окну и засовывая свободную руку в карман, пробегая глазами по ее телу.
На ней одна из моих толстовок и только маленькие шорты под ней, которые исчезли. Уровень поддразнивания почти невыносим. И если бы я не доверял Тео полностью или не был уверен, что и Калли, и Эмми натуралы, я бы потребовал, чтобы она переоделась. Потому что, черт возьми.
— Прекрати получать идеи, братан. Ты все еще под запретом на секс, помнишь? — съязвил Тео, и его голос звучал чертовски счастливым по этому поводу.
— Я не забыл, — ворчу я. Как, блядь, я могу, когда она вот так разгуливает?
— Ты идешь тусоваться? Эмми принесла пончики.
— Я в деле, — говорю я, не в силах отказаться от предложения побыть со своей девушкой и пончиками.
Оттолкнувшись от окна, я подхожу прямо к ней, запускаю пальцы в ее волосы на затылке и прижимаюсь губами к ее губам.
— Ммм, на вкус, как будто ты начала без нас, — шепчу я, облизывая ее нижнюю губу.
— Тебе достаются остатки, — признается она.
— Ты на вкус как рай, детка.
Проникая языком в ее рот, я прижимаю ее тело к своему, не обращая внимания на боль в плече. Это, черт возьми, того стоит.
— Умираю за тебя, черт возьми, Чертовка.
Она стонет в ответ на мой поцелуй, давая мне понять, что это чувство определенно взаимно, когда она обмякает в моих объятиях.
Что-то твердое ударяет меня по голове, заставляя отпустить ее.
— Какого хрена, чувак? — Тео стоит позади меня, не в силах выйти из комнаты, потому что мы загораживаем дверной проем.
— Запрет на секс.
— Тебе нужно потрахаться, братан. Серьезно, весь этот стресс вреден для твоего здоровья.
Он смотрит на меня, его лицо бесстрастно.
— Убирайся с гребаного пути.
Со сдавленным смехом Стелла берет меня за руку и ведет вниз, в гостиную, где Калли и Эмми сидят на диванах вокруг огромной коробки пончиков.
Мой желудок урчит от этого зрелища.
— Ты выглядишь лучше, Себ, — невозмутимо говорит Эмми.
— В меня, блядь, стреляли. Что насчет этого?
— Я вижу, они не установили никакого юмора, пока ты был в больнице.
Я отстраняю ее и тянусь за одним из пончиков в шоколаде.
Ее губы приоткрываются, как будто она собирается отпустить мне еще немного дерзости, но к нам присоединяется Тео, и в ту секунду, когда она поднимает глаза и замечает его, любое едкое замечание, которое собиралось сорваться с ее губ, кажется, съеживается и умирает.
Натягивая маску со своей обычной гримасой, когда она смотрит в сторону Тео, она тянется за самым розовым пончиком, оставшимся в коробке.