— Немедленно. Ей придется выпустить пресс-релиз. Невозможно скрыть тот факт, что наша дочь была похищена. Не со всей этой суматохой в отеле.
Это способ моего отца: как только решена одна проблема, он переходит к следующей. Я в безопасности, поэтому следующая задача — устранение повреждений.
— Все хорошо, мама, — говорю я. — Я просто пойду спать.
— Я пойду с тобой, — говорит Серва.
Я знаю, что сестра настроена доброжелательно, но, честно говоря, ей, вероятно, нужна помощь, чтобы подняться по лестнице. В настоящее время она страдает от легочной инфекции, и ее антибиотики не помогают.
Пока мы поднимаемся по широкой, изогнутой лестнице, я обнимаю ее за талию, чтобы помочь подняться. Я слышу ее хриплое дыхание.
Моя спальня первая слева. Серва следует за мной, садясь на край моей кровати.
Я поворачиваюсь, чтобы она могла расстегнуть молнию на моем платье. Я не стесняюсь быть голой перед ней — Серва намного старше, она всегда заботилась обо мне, с тех пор как я была маленькой.
Я снимаю платье и снова аккуратно вешаю его в шкаф. Я носила его совсем недолго и ни разу в нем не танцевала — нет необходимости отправлять его в химчистку.
Пока я ищу свою любимую пижаму, Серва говорит:
— Так расскажи мне, что произошло на самом деле.
Я делаю вид, что нахожусь в поисках пижамы, чтобы не смотреть на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, что ты не все рассказала папе и маме.
Я нахожу свою пижаму, усыпанную маленькими рожками с мороженым, и натягиваю ее.
— Ну, — говорю я сквозь уютную темноту верха пижамы, — он был очень красив.
— Вор? — кричит Серва.
— Да, тсс! Мама тебя услышит.
— Как он выглядел? — шепчет Серва, ее глаза горят любопытством.
— Он был огромным — как один из тех русских пауэрлифтеров. Как будто он съедает дюжину яиц и двух цыплят каждый раз.
Серва хихикает:
— Звучит вовсе непривлекательно.
— Нет, он на самом деле красивый. У него брутальное лицо, широкая челюсть, темные глаза… Но я видела, что он умен. Не просто бандит.
— Ты так думаешь, просто увидев его? — скептически говорит Серва.
— Ну… мы еще немного поговорили.
— Что?! О чем? — спрашивает она, снова забывая о тишине.
— Тсс! — напоминаю я ей, хотя этот дом огромный, и вряд ли кто-нибудь мог нас услышать, если только они не стояли прямо за дверью. — Просто… обо всем. Он спросил, откуда я, где живу и почему я плакала перед вечеринкой.
— Почему ты плакала? — спрашивает Серва, нахмурившись.
— Папа узнал о Парсонсе.
— О, — говорит Серва. Она знала, что я подала заявление. Она была слишком добра, чтобы сказать мне, что это была ужасная идея. — Он был зол?
— Конечно.
— Мне жаль, — говорит она, обнимая меня. — Но Кембридж прекрасен. Тебе там понравится.