— Получилось? — Она сияет от восторга. — Боже мой, сработало! Ты что-то вспомнила, да? Блин, я настоящий гений.
Кроме румянца на ее щеках, вы никогда не узнаете, что мы только что делали. На нее это никак не повлияло. С таким же успехом мы могли бы болтать о погоде, а не выворачивать меня наизнанку одним поцелуем.
— Я...
Я в полной заднице. Как мне рассказать ей об этом? То, что я вспомнил. Как мне справиться со всем этим?
— Так нечестно. — Эффи дуется, и я отвожу взгляд от ее пухлого рта. Вместо этого смотрю на воду, льющуюся в фонтане, на капли, искрящиеся на солнце. — У меня ничего не вышло. Эй, давай попробуем еще раз...
— Нет. — Я отшатываюсь, прежде чем она успевает дотронуться до меня, и смотрю куда угодно, только не на ее обиженное лицо. — Одного раза достаточно.
И боже, я — скотина. Я знаю, что такой. Потому что яркая, кипучая Эффи увядает на моих глазах, обхватывает себя руками и отворачивается. И я понимаю, что она, вероятно, думает, что мне не понравилось, поэтому обижаю ее, но правда в том, что если поцелую ее снова, то, возможно, никогда не остановлюсь.
Я ее босс. И я... мы...
Нет никакой гарантии, что мы пошли дальше. Я цепляюсь за это, как за спасательный плот в шторм.
— Прошлой ночью. — Я потираю ушибленную челюсть, морщась. Что-то там, черт возьми, толкается в глубине моего мозга. Требует внимания. — Мы сидели в одном... углу...
Темно, жарко и уединенно. Прижались так близко, что слились воедино. Не могу думать об этом сейчас.
— И там была... Там висела доска. Куча досок на стенах. — Я зажмуриваю один глаз, пытаясь снова вызвать воспоминание. Это все равно что пытаться набрать в руки дым: туманно и бесплотно. — Доски с рисунками на них.
Эффи морщит нос.
— Как панели с комиксами?
— Нет. Как... — Я сглатываю, борясь с нарастающим ужасом. — Как татуировки.
Эффи разинула рот, уже проверяя свои голые руки и ноги.
— О, черт. Разве мы не заметили бы их уже? Неужели это не больно?
— Не знаю. Но мы точно там были. — Я уверен в этом. Процентов на восемьдесят, во всяком случае. Прижав кулак ко лбу, пытаюсь разобраться в туманном беспорядке, и в моем больном сознании всплывает размытый логотип.
Красные губы, между ними, как дым, клубится облако темных летучих мышей. И слова, написанные готическим шрифтом: «Граф Таттулар».
***
Тату-салон находится в задней комнате зала игровых автоматов, за бесконечными мигающими огнями и роботизированными джинглами. Вокруг нас люди крутят рычаги и гремят чашками с монетами, и весь поход к графу Таттулару — это жестокая атака на мои похмельные органы чувств.
Спёртый, прокуренный воздух.
Стробоскопические огни и пронзительный смех.
Хруст затхлого ковра под ногами.
— О, боже. — Эффи прислоняется к моему плечу, когда мы идем, ее солнцезащитные очки снова на носу. — Если мы сделали здесь татуировку, то стоит провериться на гепатит.
Она не перестает проверять свои руки и ноги. Прижимает ладонь к шее и бокам, ища участок неровной кожи, словно это муравей, щекочущий ее под одеждой. Я бы предложил заглянуть ей под платье, но Господь знает, что это плохая идея.
— Там. Дальше по коридору. — Открытая дверь в задней части игрового зала ведет в тенистый коридор, над рамой которого висит однобокая вывеска «Граф Таттулар». Мы проходим, и пока минуем бесконечные рисунки татуировок на досках, меня снова и снова захлестывают воспоминания.
Как я загоняю Эффи в угол — в тот самый угол — ее стон отдается у меня в ухе.
Ее руки, отчаянно и дико дергающие мою рубашку.
Ее зубы, покусывающие мочку моего уха.
— Нет. — Как только мы входим в обшарпанную приемную, мужчина через плечо указывает нам на выход. — Только не вы, долбодятлы, снова. Вон.
Он грузный и лысый. Больше чернил, чем голой кожи, с серьгой в ухе и в черном кожаном жилете, который скрипит, когда он двигается. И пока я моргаю, глядя на татуировщика, то растираю челюсть — синяк пульсирует сильнее, чем когда-либо.
— Да. — Он складывает руки, на его запястье поблескивают золотые часы. — Я поставлю тебе такой же с другой стороны. Не создавай проблем.