Наскальный период закончился так же резко, как и начался: теперь Глашка признавала только альбомы. Вырезав все самое интересное, остальную бумагу мы отвезли на дачу для растопки. «Когда она станет знаменитой художницей, - говорил Лешка, пряча рисунки в папку, - продадим с аукциона и купим остров на Сейшелах».
В три года барышня познакомилась с красками: Таня подарила ей на день рождения набор гуаши. Десять разноцветных баночек привели Аглаю в экстаз. Через пару дней мы с Лешкой ушли в гости, оставив чадо на бабушку. Убедившись, что ребенок увлеченно малюет, та неосторожно прилегла вздремнуть. Пятнадцати минут хватило, чтобы Мисюсь оказалась раскрашенной во все цвета радуги, от усов до кончика хвоста. Малярша при этом не получила ни царапины: кошь была настолько обескуражена таким беспардонным обхождением, что даже не сопротивлялась.
«Бабуль, она была такая бледная, скучная, - бесхитростно объяснила свое преступление Глашка. – А теперь смотри какая веселенькая».
Лешка ржал, как ненормальный. Я полночи отмывала несчастную кошку в тазу, но снова белоснежной она стала только года через три, полностью сменив шерсть. Ирония судьбы: назвав котенка в честь героини чеховского «Дома с мезонином», я подумать не могла, что со временем добавится и художник.
Все, кому мы показывали Глашкины рисунки, в один голос твердили, что девчонка чертовски талантлива. К одиннадцати годам она рисовала получше многих взрослых художников. В обычной школе училась средненько, зато в художке была круглой отличницей.
- Мамулечка, - подытожила Аглая свой монолог, - тут папа хочет с тобой поговорить. Я тебе завтра позвоню, пока-пока.
- Привет, Юль, - Лешкин голос звучал непривычно нервно, и я насторожилась.
- Что-то случилось?
- Нет, все в порядке. Люда только немного приболела, но уже все прошло.
Людой звали его тетку, малость диковатую, но милую. Именно к ней он когда-то приглашал нас с Веркой, и потом я не раз думала, как все сложилось бы, если бы мы согласились.
Как, как… Ну уж точно по-другому. Но какая теперь разница?
- Юль… - продолжил Лешка после паузы. – Гланька тебе все равно доложит, так что лучше я сам. Завтра одна моя знакомая приедет…
- Да? – хмыкнула я. – Просто знакомая?
- Ну… не просто.
- Леший, ты это серьезно?
- Ну… да, наверно.
- Господи! - я расхохоталась. – Лешка, можешь не верить, но я правда за тебя рада.
Все эти годы чувство вины шло у меня под руку с неудовлетворенностью, больше эмоциональной, но и физической тоже. Развод дался нелегко. Точнее, решение о разводе, потому что сама процедура прошла на редкость буднично. Я-то привыкла к драматично-травматичным процессам. Но Лешка сказал: «Если ты уверена, что так будет лучше, ладно, давай разведемся».
Делить нам было нечего: квартиры, машины и счета у каждого были свои. Я и на алименты-то не хотела подавать, но Лешка заявил, что ему так удобнее: пусть переводит бухгалтерия, а сверх того он будет давать деньги по возможности. Глашка, конечно, расстроилась, но мы объяснили: для нее ничего не изменится, кроме того, что мы не будем жить в одной квартире. Виделись они часто, болтали по скайпу, ездили куда-то на каникулах. В общем, отцовским вниманием Глашка обделена не была.
Что до меня… Я реально почувствовала себя свободной. А когда вдруг привалил вполне годный секс, осталась лишь вина оттого, что столько времени морочила голову хорошему человеку. И вот, кажется, появился шанс от этого тягостного чувства избавиться.
Дай бог, чтобы у него все было хорошо! Он достоин этого как никто другой.