Паркер
2 года назад
Я привел своих родителей, Джун и Кейда в гостиную. Мой подарок для отца и мачехи был повешен над камином, пока мы ужинали, о чем я договорился с экономкой. Теперь он висел на стене, величественный, огромный и впечатляющий. Даже я был ошеломлен тем, что я создал.
— Вот он, — гордо объявил я, глаза озорно блестели, когда я повернулся к ним лицом. — Я нарисовал семейный портрет нас пятерых в качестве подарка к вашей годовщине. Надеюсь, вам понравится.
Я наблюдал за выражением их лиц. Рейчел, восхищенная и ликующая. Кейд, немного удивленный, но впечатленный тем, что я сделал. Джун в восторге. И мой отец, который смотрел прямо на меня, стиснув зубы. Но он ничего не мог сделать, чтобы изменить то, что я сделал. Доказательство, блядь, было прямо там, на холсте.
Наши родители стояли на заднем плане, гордо глядя на нас троих сверху вниз. Перед папой сидел Кейд, ухмыляясь в своей мрачной манере. А перед Рейчел сидел я с ухмылкой, мои глаза обращены к Джун, которая расположилась у меня на коленях, устроившись на них, как она привыкла.
— Что вы об этом думаете? — Спросил я, и мое сердце пропустило удар, когда я понял, что прошла почти минута, а никто из них еще не сказал ни слова. — Я действительно надеюсь, что вам это понравилось. У меня на это ушла целая вечность.
— Это потрясающе! — Рейчел заключила меня в объятия. — Абсолютное совершенство. Так красиво!
— Отличная работа, чувак. — Мой близнец похлопал меня по спине, а Джун кивнула и присоединилась к его похвале, тоже обняв меня.
Единственным человеком, который остался, был папа, и по одному только выражению его лица я мог сказать, что он был зол на меня. Идеально, в этом и был весь мой план.
— Паркер, — рявкнул он. — В мой кабинет. Живо.
Остальные смотрели широко раскрытыми глазами, как он повел меня вверх по лестнице в свой кабинет. Папа запер за нами дверь, и я сел перед его столом, удобно потягиваясь, пока он ходил по комнате с выражением чистой ярости на лице.
— Я не знаю, о чем, черт возьми, ты думал, рисуя Джун таким образом, — сказал он мне разъяренным тоном. — Сидя у тебя на колене… Ради всего святого, ей девятнадцать. Слишком взрослая, чтобы сидеть так. Ты вкладываешь идеи в ее голову. Ты заставишь ее думать, что она тебе нравится.
— Может быть, она мне действительно нравится. — Улыбаюсь я. — Может быть, она мне очень нравится.
— Ты серьезно? — Он встал передо мной, тяжело дыша, когда мы столкнулись взглядами. — Мы потратили годы, размышляя над этим, Паркер. Я думал, что выкинул эту идею из твоей головы раз и навсегда.
— Ты имеешь в виду, ты думал, что выбил из меня эту идею? — Невинно повторил я, поправляя его. — Потому что это то, что ты делал, не так ли, папа? Ты бил меня до тех пор, пока не решил, что я, блядь, вылечился. Что ж, новости, блядь, срочные, ты не можешь вылечить одержимость! Ты можешь сделать только хуже.
— Ты чудовище, — прямо сказал он мне, и я рассмеялся ему в лицо.
— Это заняло у тебя много времени, — прорычал я. — Ты должен был знать все эти годы, что плохое семя не изменить. Я всегда был плохим яблоком, белой вороной в этой семье, не так ли? Кейд, блудный сын, ты принимаешь его с распростертыми объятиями, как бы сильно он ни облажался. Но не я. Ты всегда отталкивал меня.
— Ты никогда не спрашивал себя, почему? — Он потер виски, его дыхание стало еще тяжелее. — Я боюсь тебя, Паркер. Мы все тебя боимся. Того, кем ты стал.
Я поднялся со стула, надвигаясь на мужчину, пока его спина не оказалась плотно прижатой к стене, когда я зарычал ему в лицо:
— Я такой, каким ты, блядь, меня сделал, папа.
— Не вини в этом меня. — Он откинулся назад, кашляя. — Не вини во всем этом меня.
— И что тогда? — Рассмеялся я. — Тот факт, что у меня не было матери? Что Кейд всегда привлекал к себе внимание? Что я хочу выебать мозги Джун? Обвиняй кого угодно и во всем, что хочешь, папа. Это не изменит фактов.