Мягко поднимаю одеяло, потом забираюсь в постель и выдыхаю. От нее пахнет Кирой…
Мурашки снова по телу проходятся, я перевожу на нее взгляд. Надо что-то сказать? Нет, молчи.
Молчу.
Смотрю в потолок. Там сияют наклеенные звезды. Интересно…
- У меня не было таких звезд в детстве, – зачем-то говорю.
Она молчит.
Ну да, заснула за мгновение! Что за бред?!
Снова перевожу на нее взгляд.
- Ты сама их сделала?
- Блядь, ты можешь просто…закрыть свой рот?!
Сцепляю челюсть намертво. Я бы тебе, сучка ты такая, рот закрыл. Притом кое-чем поинтереснее ладони…
Моментально собственная фантазия ставит меня на колени. Внизу живота разгорается пожар, а тело становится похожим на оголенный нерв. Я же от нее этого так и не получил и…
Стоп!
Резко обрываюсь на полуслове, тру лицо ладонями и шепчу.
- Прекрати со мной так разговаривать.
- Да, хозяин.
Бле-а-а…нет, эта женщина сведет меня с ума. Так и хочется схватить ее, сжать в своих объятиях, а потом посильнее придавить к матрасу, чтобы не брыкалась, и вырвать из нее не колючее шипение гадюки, а совсем другие звуки, которые, кажется, только она умеет издавать, но…разумеется, я этого не делаю.
Шлю все в жопу, отворачиваюсь и закрываю глаза. Кажется, я не спал целую вечность, но при этом сомневаюсь, что смог бы заснуть сегодня вдали от нее. Сейчас все спокойно. Мой ребенок под защитой, мне тепло и все…по-настоящему спокойно. Впервые за пару непростых месяцев ничего внутри не рвется на части.
Я засыпаю моментально.
«Бессмертный»
Кира
Эмиль заснул почти сразу, и мне бы удивиться, что я могу с такой легкостью это определить, но удивляться просто тупо. Да, я знаю его наизусть. Изучила, даже против воли, но каждую его привычку могу повторить с закрытыми глазами.
До тошноты противно…
Мама была права. Вы, мадам, влюбленная идиотка.
Вздыхаю, глядя на звезды, которые купила и приклеила не в детстве, как можно было бы подумать. Тут его винить не за что. Вряд ли кто-то смог бы предположить, что взрослая баба, которая окончила первый курс в серьезном университете, приехала домой и полезла на стремянку, чтобы эти самые звезды присобачить. Так я бежала от воспоминаний, если честно, ведь в этой комнате, да и в этом городе, мне все напоминало о Марусе.
Медленно перевожу взгляд на черную макушку, торчащую из-под одеяла. Эмиль дышит ровно, но укутался с головой. Он всегда так делает, даже если в комнате жарко. Будто он вечно мерзнет…
Надо же. Я умудряюсь и это романтизировать. Какая прелесть. А он? Просто отрубился и дрыхнет. Никаких угрызений совести, в принципе, как у Катюши в свое время их не было. Ха-ха! Никогда не смогу понять, как они это делают. Ровно и спокойно, будто ничего дурного не делали.
За окном завывают собаки. Наверно, дед пошел их кормить…
Вздыхаю еще раз, а потом выбираюсь из постели, а затем и из комнаты. Мне нужно поговорить с мамой обо всем, что произошло. Это важно. Да и быть рядом с ним мне тяжело, и если выбирать, то я определенно выберу порку, а не вот это вот все.
Мне ведь давит. Мне наотмашь. Мне хочется одной своей частью быть ближе, из-за этого второй мне, рациональной и разумной, только больнее. Странное сочетание абсолютного желания и абсолютного непринятия этого желания. По-простому: безумно хочется быть рядом, но рядом быть — безумное страдание.
Или я просто сама безумна. Хрен его разберешь.
Нет, я не запуталась. Если что, я прекрасно все понимаю, но тут война чувств и разума, да и чувства эти прищемленные. Короче, так себе перспектива, и лучше сто раз выслушать все, что хочет сказать мама, чем продолжать себя на части драть.
Когда я спускаюсь вниз, то нахожу ее на кухне. Мама моет посуду, а бабуля сидит за столом и вещает…
- …Лена, ты ведешь себя неправильно! Пойми ты это наконец!
- О, как! Я веду себя неправильно?! – она с грохотом ставит тарелку на сушилку и принимается за следующую, – Я должна была смолчать?! Должна была погладить ее по головке за то, что она связалась с женатым мужиком?!