Но я молчу.
Особенно усиленно молчу на этом припеве, ведь что он мне скажет? Сухие факты. Я ничего тебе не обещал, я тебя не заставлял, ты была в курсе всей ситуации, и сама принимала решения. Не маленькая. Тоже прав, конечно, но боли это все не отменяет. Мне ее тоже с горкой, так что по итогу тишина — это благо.
Мы приезжаем в клинику довольно быстро, несмотря на повторное движение со скоростью черепахи. И не ниндзя, а самой, сука, медлительной на этом свете и на том! Какой ад. Он будто издевается надо мной! Будто ему приносит удовольствие пытать меня своим гребаным тет-а-тетом.
В больнице удается немного расслабиться.
Опять же. Ненадолго.
Меня бесят мамочки, которые натирают свои пузики и улыбаются. Вообще, этот период должен быть максимально счастливым! А я сижу с прямой спиной, и ни один мускул на моем лице пошевелиться не может.
Узурпатор рядом. Тоже молчит. Тоже напряженный.
И из каждого утюга: ой, а мой муж так счастлив. Ой, а я своего погнала за яблоками в три ночи! Ой, яблоки?! Пф, какая банальщина! Вот мы с моим в пять утра ездили загород, потому что я хотела понюхать воздух! Как вам!
И опять по кругу.
Проклятущее соревнование «ой» за звание лучшего мужа. Я понимаю, что у меня будет по-другому, злюсь больше, но по факту мне просто больно. Забудь об этом. Вообще, обо всей беременной романтике позабудь, ага! Не будет так. Финита.
Бросаю быстрый взгляд на Эмиля. Интересно, о чем он думает?
Отвожу глаза. Нет, неинтересно. Я всегда знала, что задавать некоторые вопросы нельзя. Примерно с десяти лет, когда мне запретили заводить собачку.
Мой дедушка занимается собаками. Это да. Но это серьезные собаки, понимаете? Он разводит немецких овчарок. И не просто каких-то там, в добрые руки и любящую семью — не-а. Он занимается разведением служебных собак, а это означает одно. Жесткая дрессура и воспитание. Мне нельзя было заводить милого песика, потому что собаки — звери структурные. Их нельзя отвлекать. Моя бы отвлекала и рушила дисциплину. Точка.
Пока мне это объясняли, я мотала на ус другое, глотая слезы: не задавай вопросов, на которые не хочешь слышать ответов. Это аксиома. Проще жить будет, малыш.
- Батаевы? – милая девушка с каре называет фамилию, и до меня не сразу доходит, что она называет ее во множественном числе.
Психую, резко встаю и прохожу мимо. Эмиль позади цыкает.
Пытка, не иначе как!
Ха-ха! Как же я ошибалась…
Нет, конечно. Сначала мне все очень даже по душе было. Милая тетенька-доктор понравилась мне и в первый раз. Она оказалась очень приятной женщиной с мягкой улыбкой и спокойным голосом. Вообще, она сама по себе квинтэссенция уверенности и спокойствия. Очень тактичная. Мягко задавала вопросы, записывала на анализы, объясняла мне про питание. Теперь мне, кстати, нельзя есть суши, что стало особой трагедией. Я сижу на ПП, но раз в неделю позволяю себе такую вот шалость. Теперь шалость придется заменить чем-то другим.
Вздыхаю и залезаю в кресло, куда меня приглашают взмахом руки и очередной улыбкой. Кстати, фраза «расставьте ноги пошире», не звучит в ее исполнении отвратительно.
Я даже не покраснела.
Эмиль, слава богу, остался стоять за ширмой. Я поблагодарила Всевышнего за то, что ему хватило на это мозгов и такта. Конечно, он потом зашел, но было уже нормально.
А дальше случилось чудо…
- Вот это ваш малыш.
Нет, я не об этом чуде, потому что в этот момент мне захотелось зарыдать. На экране аппарата я не увидела ничего. То есть СОВСЕМ НИЧЕГО. Я кивала, как болванчик, улыбалась, а в душе билась в истерике. Как я справлюсь с материнством, если НЕ МОГУ УВИДЕТЬ СОБСТВЕННОГО РЕБЕНКА?! ГДЕ ОН?! ГДЕ-Е-Е?!
Врач мягко смеется.
- Вы не понимаете, где он, да?
Ее голос звучит без упрека, но я все равно вздрагиваю. Бросаю взгляд сначала на нее, потом на озадаченного Эмиля. Он тоже ни хрена не видит, но у него фора! Он мужик! Ему такое простительно, а мне?!
Краснею. На глазах наворачиваются слезы. Думаю, Ольга Дмитриевна сразу все понимает, потому что сразу же спешит меня успокоить.
- Не волнуйтесь, Кира. Я своего первого тоже не видела.
- П-правда?
Она снова смеется и кивает.
- Правда. Он еще очень маленький. Сейчас вашему малышу всего пять-шесть недель.
От сердца немного отлегло. На самом деле. Да и когда об этом думать, если Ольга Дмитриевна указывает на экран пальцем и улыбается.
- Вот он.