Но Мики решил опубликовать свою фотографию, где он сидит один со своей гитарой, выглядя несчастным. Я не знала, было ли это намеренно или он об этом не думал, но поклонники увидели в этом ответ на мою фотографию с Максом. Комментарии к моей фотографии быстро стали неприятными.
Я была душераздирающей сукой.
Я должна гореть в аду.
Я должна убить себя за то, что была такой сукой.
Почему люди думают, что это нормально — выкладывать в интернете то, что они никогда и не подумают сказать кому-то в реальной жизни, я не понимала.
Но тогда, когда моя жизнь стала достоянием общественности, это было невыносимо.
Это повергло меня в депрессию.
— Теперь мне уже все равно, — сказала я.
О'Ди взглянул на меня. Он проглотил кусочек, который только что откусил, и спросил:
— На что?
— Что думают люди. Раньше я слишком много заботилась об этом. Может быть, теперь, когда мне все равно, реклама будет не так уж плоха. — Это помогло бы мне.
О'Ди немного помолчал и снова уставился в свою тарелку. А потом он нанес быстрый словесный удар в живот:
— Если бы тебе было все равно, что думают люди, ты была бы готова встретиться лицом к лицу со своей группой.
Я сердито посмотрела на него, от гнева мое лицо вспыхнуло.
— Я имела в виду людей, которых не знаю.
— Ну что ж, — выражение его лица оставалось отчужденным и безразличным, — думаю, мы скоро это выясним.
Любая благодарность, которую я испытывала к нему за ужин, превратилась в пыль у меня во рту. Я отодвинула недоеденную тарелку и соскользнула с табурета.
О'Ди тяжело вздохнул.
— Куда это ты собралась? Ты еще не закончила есть. Тебе нужно поесть, Скайлар.
— Подавись своей едой. — Я захлопнула за собой дверь спальни и прислонилась к ней спиной, пытаясь успокоиться.
Одиночество переполняло меня. Появилась ужасная зияющая черная дыра полного одиночества, готовая поглотить меня.
Я скользнула вниз по двери, чувствуя, как слезы жгут мне нос.
Все то время, что я спала на кладбище, я не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.
Дерьмо.
Я смахнула слезу, которая вырвалась наружу.
Может быть, мне действительно нужно сходить к психотерапевту.
Ладно, никаких «может быть» тут не было. Я вовсе не была глупа. Я знала, что все испортила. Но мне было так страшно.
Так страшно, что если я начну говорить с кем-то обо всем, то чувство вины станет невыносимым.
Тихий стук в дверь заставил меня сделать глубокий вдох.
— Скайлар?
Я проигнорировала его.
Я ненавидела его.
О'Ди вздохнул. Он все время вздыхал. Как будто я была несносным ребенком, которым он был обременен.
— Я ухожу, чтобы ты могла выйти из спальни и закончить свой ужин.
Я фыркнула. Какой мученик.
— Скайлар… Мне жа…
Напрягшись, я широко раскрыла глаза. Это было оно… Неужели он собирается извиниться?
— Мне… Блядь. — Он сердито выдохнул. — Я вернусь завтра и надеюсь, что ты будешь вести себя вежливо. — Его шаги глухо застучали по коридору, а затем дверь захлопнулась.
После его ухода я отважилась вернуться на кухню, где меня ожидал ужин. Тарелка О'Ди была почти пуста.