Никогда не понимал плотской страсти сексуального влечения. То, как люди бросаются друг на друга, свободно бродят по чужим телам в поисках разрядки. Я не встречал ни одного человека, который заставил бы меня искать его тело так, как я жажду крови.
Шарканье ног мешает мне ответить, и я перевожу взгляд на причину, по которой мы проделали весь этот путь. При виде лица Сайласа слушать металлическую музыку Алистера стало почти бесполезно.
Его тело выглядит полнее, наполняя его серую рубашку с длинными рукавами, как будто он проводит все свободное время в спортзале. Его светло-коричневая кожа наполнена цветом. До того как его приняли, его глазницы были почти впалыми от потерянного веса, но человек передо мной выглядит почти человеком.
Если бы не его глаза.
Они все еще очень мертвые.
Взгляд в них напоминает мне взгляд на кладбище. Пустое, ветхое, полное скорбящих душ.
Когда он занимает место напротив нас, я на секунду наслаждаюсь тишиной, которую он обеспечивает. Она не неловкая, она успокаивающая. Это Сайлас. Когда я обычно спорю с кем-то из парней, а Рук ведет себя несносно громко, мне стало не хватать тишины, которую он обеспечивает нашей группе.
— Ты выглядишь на удивление хорошо, — откровенно говорю я.
Голова Рука чуть не слетает с шеи, когда он поворачивается и смотрит мне в лицо.
— Что? — Я протягиваю руки в защиту, откидываясь назад на сиденье, чтобы положить одну ногу на колено. — Я просто честен.
— Ты можешь хоть на двадцать секунд перестать быть долбаным засранцем?
— Чувствую себя хорошо, — говорит нам Сайлас с шокирующей легкостью в голосе, которой не было три недели назад, когда я заходил к нему в гости.
— Значит, они обращаются с тобой нормально? Никаких проблем? — Рук толкает, его колено подпрыгивает под столом так сильно, что я боюсь, что он может опрокинуть все это.
— Я в порядке. От новых лекарств меня немного тошнит по утрам, но в остальном я в порядке, — отвечает Сайлас, глядя ему в глаза. — Как я и говорил последние десять раз, когда ты меня спрашивал.
Это вызвало усмешку у Алистера, который молчал с тех пор, как мы вошли в дом. — Рад тебя видеть, парень, — говорит он с натянутой улыбкой.
Я сижу неподвижно, пока они догоняют друг друга, просто паря рядом с ними, пока они разговаривают и легкомысленно шутят о пустяках. Сайлас, как и я, мало говорит и еще меньше показывает. Все как раньше, когда мы все ездили по вечерам в Клифф.
Если бы я очень постарался, то смог бы убедить себя, что трагедия, которая пробила себе дорогу в нашу жизнь, была ненастоящей, и мы снова стали старшеклассниками.
Но жизнь так не работает. Она всегда как-то изворачивается и напоминает, что полна варварского ужаса и страданий.
— Ты поменяла цветы? — спрашивает Сайлас, протягивая руку вверх и снимая с головы темную шапочку, обнажая свою высокую и тугую стрижку.
Рук кивает, но вместо него отвечаю я.
— На этот раз я выбрал фиалки и тюльпаны. На ее месте мне бы надоели пионы. — Я смахнул пылинку со своего костюма, прежде чем снова посмотреть на него.
— Ты их поменял?
— Да, — легко отвечаю я. — Это была твоя единственная просьба, пока тебя не было, а эти двое резвились в разных штатах, так что я был последней линией обороны от ленивых работников кладбища.
Он смотрит на меня секунду, потом еще одну, просто смотрит на меня теми глазами, которые видят гораздо больше, чем я хочу. Гораздо больше, чем я допускаю.
— Спасибо. Я уверен, что Розмари понравились бы тюльпаны и фиалки.
Розмари Донахью.