— Ты еще хуже… — выдаю, проглатывая слезы, ударяю кулаком ему в грудь. — Мог бы хотя позвонить. Я ждала тебя. Целый вечер ждала, как полнейшая идиотка, Ирке врала, что ты не можешь приехать, потому что занят.
— Я и правда был занят, — Максим сжимает пальцами мой подбородок, вынуждая поднять лицо, и склоняется к губам. Мажет по ним коротким поцелуем и выдыхает. — Вер, я собирался приехать, ты же знаешь. Но к нам уже вечером парня привезли после аварии. Мальчишку совсем. Ему кости раздробило на ногах. Если бы я не взялся, скорее всего, была бы ампутация. А потом… — он снова целует меня, — к концу операции уже ничего не соображал. Все оказалось намного сложнее, сердце несколько раз останавливалось. Мы почти его потеряли. Я устал до безумия. Все, о чем мог думать, — это как побыстрее добраться до кровати.
Ну, и что можно было на это ответить? Я ведь прекрасно знаю, что он ни капли не преувеличивает. Скорее, наоборот. Далеко не все мне рассказывает. Несколько часов в операционной — это ноющие плечи, противная, липкая тяжесть в руках и ногах, тупая боль, оплетающая позвоночник. Туман в голове от волнения и усталости. Тут уж точно не до ресторана и дня рождения жены.
Что ж, отлично, — едко скрипит внутренний голос. — Ты уже его жалеешь. Давай, скажи ему об этом, посочувствуй. Пусть в очередной раз почувствует себя героем. Привык же, что подобное сходит с рук и ты готова простить все на свете.
Я и правда готова, несмотря на продолжающееся возмущение разума. А что делать-то еще? Он мой муж, и я его люблю. И поступи он вчера иначе, сама бы не рада была. Если и правда существовал шанс спасти какому-то мальчишке ноги, как я могу злиться? Разве это вообще соизмеримые вещи?
Всхлипываю и сама целую, при этом снова ударяя в грудь.
— Ты просто гад, Максим! Не представляешь, как сильно меня обидел!
Он стискивает мои плечи, зарываясь руками в волосы, крепче прижимает к себе.
— Я знаю, знаю… Но ты же простишь? Простишь, хорошая моя? Давай я сегодня уйду пораньше, и мы сходим в ресторан? Вдвоем. И все будет, как ты захочешь.
«Уйду пораньше» — это что-то из области фантастики. Я не верю, что такое возможно. Но все равно киваю и прячу лицо у него на груди, чувствуя, как постепенно тает внутри горький и давящий комок боли.
Глава 5
Леночка Евстигнеева влетает обратно в класс, из которого вышла всего несколько минут назад, попрощавшись со мной до завтра. Довольная, как будто получила наперед сразу все новогодние подарки.
— Вера Аркадьевна, а та-а-а-ам… — запыхавшись, втягивает воздух большими глотками и выглядит так забавно, что я невольно улыбаюсь, отвлекаясь от тетрадей.
— Что там, Лена?
Она одна из самых впечатлительных моих учениц. И мелочи иногда оказывается достаточно, чтобы вызвать вот такой вот почти неконтролируемый восторг. Бросаю короткий взгляд за окно. Неужели снег выпал? С утра было совсем холодно, и дети на всех переменах говорили об этом, представляя, как будут играть в снежки. Но на улице все так же серо и грязно. Я улыбаюсь собственному предположению: рано обрадовалась, хорошо, если месяца через полтора, к Новому году хоть немного наметет. Но чем же тогда восторгается девочка?
— Там дядя! — выпаливает Лена с сияющими глазами. — К вам приехал! Такой красивый! И с ба-а-а-альши-и-им букетом!
— Ко мне? — от растерянности я даже ручку роняю. Смотрю на ученицу, силясь понять, что она только что выдала. Какой еще дядя? А в следующее мгновенье наверно и вовсе открываю рот от изумления, когда в дверях класса появляется Максим.
— Вот, я же говорила! Смотрите, какие красивые цветы! — Лена хлопает в ладоши и задорно смеется. — Вера Аркадьевна, это ваш муж, да?
В другое время я бы обязательно сделала девочке замечание, но сейчас ее непосредственность вызывает лишь умиление. А еще я никак не могу отойти от шока. Смотрю на мужа, с трудом веря, что это правда он.
Да, обещал, что приедет и исправит вчерашний вечер, но я уверена была, что все так и останется лишь на уровне слов. Сколько уже раз происходило подобное. И чтобы Максим Горин раньше времени ушел с работы ради ужина с женой? Да ни за что на свете!
— Вер, ну ты улыбнись хотя бы, — хмыкает он. — А то смотришь так, будто боишься меня.