Драко прищурился, пристально всматриваясь в ее лицо, из-за чего Грейнджер каждый раз начинала нервничать и хмуриться. Понять, о чем думает несносный слизеринец в такие минуты, было крайне сложно, и любопытство каждый раз одерживало верх.
— Почему ты на меня так смотришь?
— Пытаюсь понять, флиртуешь ты или угрожаешь, — он схватил листок, и прежде, чем Гермиона успела среагировать, сжал пальцами ее запястье.
— Полагаю, и то, и другое, — она невинно пожала плечами, позволяя ему резко притянуть себя за локоть. И успела возмущенно вскрикнуть за секунду до того, как Малфой без каких-либо предупреждений опустил ее на кровать, выхватив из рук смятую бумагу, затем поцеловал в приоткрытые губы.
***
С точки зрения Драко Малфоя, розовый — самый мерзкий из всех цветов. Будто кого-то стошнило фирменными конфетами мадам Паддифут. В каждом углу Хогвартса. Не сделав исключения для безупречно-мрачных слизеринских подземелий, где даже в самые темные времена никто не осмеливался развешивать весь этот безвкусный мусор. Потому что все это безобразие совершенно не сочеталось с благородным успокаивающим зеленым цветом.
Салазар, ведь всему есть предел…
Драко с отвращением скривился, посматривая на камин, усеянный кроваво-красными цветами, а после — на собственную руку, исцарапанную дурацкими колючками.
Ничего, чертова Грейнджер ответит ему за все этой же ночью.
Предавшись приятным фантазиям, Драко сардонически улыбнулся. Кто бы мог подумать, что эта привередливая заучка, без устали трещащая об обязательствах и прочем скучном дерьме, скрывает под мантией столько прелестей и сюрпризов.
— Кто эта несчастная? — голос Блейза вырвал его из мыслей.
Малфой поспешил вернуть серьезное выражение, добавив туда толику снисходительного презрения, прежде чем ответить:
— Не понимаю, о чем ты, — и пролистал книгу, что лежала у него на коленях.
— Вот уже несколько недель ты никого не штрафовал, не назначал отработок. Даже перестал ворчать и отрывать крылья бабочкам, — пояснил Забини, проницательно следя за его реакцией. — Астория? — и прежде, чем Малфой успел вставить слово, продолжил: — Нет, слишком просто. Ее сестра? Кузина? Мать?
— Я не…
— Подожди, дай мне подумать, — Блейз погладил несуществующую бороду. — Она должна быть как минимум богиней, раз смогла заставить такого засранца, как ты, столь глупо улыбаться, и обладать неиссякаемым терпением, острым умом, унцией коварства… Кто же она? — он нетерпеливо постучал по ручке кресла. — Кто?..
Что ж, похоже, скрывать дальше бессмысленно.
— Гермиона Грейнджер.
В гостиной повисло неловкое молчание, а Малфой не раз проклял себя за несвоевременную откровенность. Но в глубине души знал, что не забрал бы назад признания, появись у него такая возможность. Реакция Блейза заботила его. Сильнее, чем хотелось признавать. Поэтому приходилось пытливо ждать, пока друг переварит информацию, надеясь, что после этого не придется его убить.
— Та неугомонная заноза в заднице, от которой ты хотел избавиться, подлив яд в ее утреннюю чашку кофе? — уточнил Блейз.
— Я вовсе не… — возмутился Драко, но под пристальным взглядом быстро признал поражение: — Да, это она. И если ты кому-нибудь проболтаешься, мне придется скормить тебя драконам.
— Договорились, — легкомысленно согласился Забини, удобнее устраиваясь в кресле. — А теперь я жажду подробностей.
Драко тяжело вздохнул и мысленно отмотал время вспять на месяц.
Гермиона Грейнджер ворвалась в его жизнь без предупреждений, как разрушительное, всепоглощающее стихийное бедствие. Всего за одну рождественскую ночь и каникулы, в течение которых у него появилось время обдумать случившееся в мельчайших деталях. Каждый час, проведенный наедине; каждую минуту, что Грейнджер его целовала; каждую секунду, когда выкрикивала его имя, затем доверчиво прижималась к нему во сне.