— Да, но работа старая, и я… — честно говоря, Гермиона совершенно не гордилась этими картинами, чуть ли не каждый день думая, что пора перерисовать их или же вовсе снять.
— Красиво, — прозвучало коротко и прямолинейно, и, скорее всего, для Малфоя эти слова значили мало, но Гермиона была уверена, что запомнит их надолго. — Честно.
Она немного склонила голову набок, смотря, как свет, отбрасываемый дрожащим пламенем свечи, танцует на бледной коже Малфоя. Черты лица казались еще острее в полумраке квартиры. Гермиона вздрогнула, когда Драко с легкостью придвинул ее стул ближе к себе. Она машинально схватилась за его руку, немного потеряв равновесие. Твердые мышцы плеча под тонкой тканью рубашки напряглись, и Гермиона смущенно перевела взгляд с серебристых глаз на тонкие губы, изогнувшиеся в усмешке.
— Чтобы ты не так сильно прищуривалась, разглядывая меня, — его рука лежала на спинке ее стула, и Грейнджер чувствовала едва заметное прикосновение его пальцев к плечу.
Это было неправильно. Совершенно неправильно. Ей казалось, что в тот момент она нарушала все законы, правящие в ее жизни. Он играл с ней. Определенно играл. Умело и хитро. Зная, как себя вести, что делать и что говорить. В то время как она теряла контроль над своими телом и разумом.
Это было неправильно. Она не должна поддаваться на его манипуляции. Ее тело не должно дрожать оттого, что он был так близко. Оттого, что она тонула в запахе его одеколона и плавилась от серебристого взгляда.
Это было неправильно. Что, если она лишь одна из тех многих, с кем он ведет себя так же? Что, если она ничем не отличается от них? Он слишком хорошо знал, как расположить к себе, как завлечь и обезоружить. А она понятия не имела, как бороться с этим. Как выпутаться из прочной паутины, в которой уже давно билась, как глупая бабочка, надеющаяся, что еще сможет спастись.
Гермиона немного отвернулась, нахмурившись, а потом едва заметно вздрогнула, ощутив прикосновение холодных пальцев на подбородке. Малфой повернул ее лицо к себе, и она вновь задержала взгляд на его губах.
Неправильно.
Хотелось ощутить эти самые губы на своих, но она вновь отвернулась, пряча блестящие глаза за длинными опущенными ресницами. Он собирался ее поцеловать. Она знала, но не могла себе позволить этого. Не могла переступить через свои сомнения, которые напоминали диск луны, затмевавший солнце. Малфой опустил руку и отодвинулся. Мерлин, как тяжело было осознавать то, что он находился так близко, а она все перечеркнула. Но так ведь будет лучше?
Где правда, а где то, что она придумала себе сама? Как отличить реальность от картин, нарисованных воображением? Таких ярких и живых. Заставляющих верить в свое существование. Где проходила та грань, отделявшая настоящее от вымышленного?
— Я, наверное, пойду, — сказал он сухо, вставая из-за стола. — Уже поздно.
Гермиона поднялась следом и вцепилась пальцами в мягкую обивку спинки стула.
Просто дай ему уйти. Несколько минут. И все закончится.
— Но я… — это говорило сердце, которое никак не соглашалось с предшествующими действиями разума. Оно отчаянно боролось за то, что считало правильным.
А что было правильным?
— Знаешь, Грейнджер, — Малфой нервно выдохнул, смотря на нее недобрым взглядом, — я совершенно тебя не понимаю. Ты абсолютно не замечаешь того, что буквально находится у тебя под носом. Постоянно бежишь или прячешься. Ты боишься. Чертовски боишься. К тебе не подступиться, как ни пытайся. Три чертовых месяца я стараюсь что-то сделать, но ты просто невыносима!
Она хотела что-то ответить, но замерла, заметив, как он делает шаг навстречу к ней.