Итачи выглядит мимолетно недовольным; это может быть неразумно, но после времени, проведенного в страданиях от знакомства с Дейдарой, он начал предвзято относиться к большинству людей с этим конкретным цветом волос. Не подозревая о его мыслях, Сакура продолжает, раздраженно вытирая полотенцем кожу головы. — Эта краска тоже была хорошей, без дешевых ингредиентов, но…
Она резко останавливается, внезапно полностью погружаясь в разглядывание определенного места на стене. Учиха прищуривается, глядя на нее. — Но?
Несмотря на все свои усилия, куноичи немного смущенно опускается на кровать. — У меня своего рода аллергическая реакция, — неопределенно бормочет Харуно.
Итачи снова скептически приподнимает бровь. — Ты ниндзя-медик или нет?
— Все далеко не так просто, как кажется! — Горячо возражает Сакура, крепко сжав подушку, вне себя от гнева. — Это правда, что мы можем вылечить большинство аллергий, но есть некоторые реакции, вызванные определенными триггерами, которые просто… ну, мы вообще ничего не можем с ними поделать. — Отступница неловко ерзает. — И я предполагаю, что мои триггеры — большинство ингредиентов, обычно встречающихся в краске для волос.
— Понимаю, — невозмутимо произносит Итачи. Каждый аспект языка тела напарницы теперь кричит о том, насколько ей неудобно, поэтому, естественно, он давит на больное. — В чем заключалась твоя… реакция? — Вкрадчиво осведомляется Учиха.
Неохотно девушка опускается еще на несколько дюймов, невольно создавая впечатление, что всерьез подумывает стать единым целым с одеялом, и бормочет что-то бессвязное.
— Правильное произношение — признак хорошего воспитания, Сакура, — отвечает Итачи с изысканной скукой в голосе.
Одна из рук Харуно сжимается в кулак вокруг одеяла, она делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Крапивница, — прозвучал обманчиво спокойный голос. — У меня началась крапивница. Много-много ярко-красных, очень зудящих и очень болезненных волдырей. По. Всему. Моему. Лицу.
Если бы отступница рассказала эту совершенно жалкую историю Ино или любой другой подруге-куноичи, они были бы в ужасе и предложили бы большое количество объятий и сочувствия, но Сакура знает, что не следует ожидать ничего подобного от Итачи Учихи и его абсолютно безупречного цвета лица. Как и следовало ожидать, он оглядывает напарницу, пристальный взгляд задерживается на теперь идеально кремовой и безупречной коже, и, что приводит в бешенство, его губы приподнимаются, возможно, на долю сантиметра, прежде чем мельчайшее выражение эмоций проходит, хотя в темных глазах остается та же степень тонкого веселья.
Сакура громко стонет, прежде чем спрятать лицо в руках и подумать, что у нее, по-видимому, были галлюцинации в течение тех двух минут, когда она думала, что Итачи, возможно, не так уж и плох. — Не смейся, — приказывает куноичи с приглушенной горячностью. — Это было больно, я не выходила на улицу два дня, потому что именно столько времени потребовалось, чтобы опухоль спала. На всякий случай я снова попробовала всю процедуру с окрашиванием волос несколько месяцев спустя, произошло то же самое, только хуже.
Итачи ничего не говорит, но отступница практически чувствует, как его ухмылка прожигает плечо. Харуно снова садится прямо, возмущенно уставившись на напарника. — А какое у тебя оправдание? — Девушка, очевидно, оправилась от пережитого момента отчаяния.
Он моргает, несколько сбитый с толку. — Не знал, что нуждаюсь в оправдании.