Годияр ходил из-за такого отношения к младшему злой. Он никогда не винил брата в смерти матери, даже объяснял сёстрам, что тот не виноват, просто так уж печально сложилось. Годияр с юных лет заботился о младших. Он первым кидался под руку отца, лишь бы не досталось Яшару, успокаивал расстроенную Интиславу, помогал бабушке и, конечно, всегда был рядом с Севарой.
Она ужасно по нему скучала, но простить его странный порыв не могла. Наверное, Годияр считал, что делает лучше сестре, подыскивая ей мужа. Но не слушал желания Севары, которая уже воспитала детей, пусть и брата с сестрой, а новых заводить не желала. Как не желала и отдавать себя какому-то мужчине, который всегда мог превратиться в пугающего незнакомца, как когда-то отец сделался из очаровательного добряка злым и сумасшедшим.
В пылу ссоры Севара кинула неосторожную фразу, сравнив Годияра с их отцом. И брат пришёл в бешенство, впрочем, как и сестра… Брошенный бокал разбился об стену, достаточно далеко, но Севаре до сих пор было стыдно. Потому что брат, сколько бы не кричал, а рук не поднимал и вещи не швырял ни в неё ни рядом. Но он был выше, шире и страшнее. А она, затянутая в корсет с множеством юбок казалась мелкой и незначительной. Впрочем, звон разбитой посуды не помог, Севару так и не услышали, а сбежать показалось единственно верным решением. Жаль было лишь Яшара, которому только исполнится тринадцать…
Громкий стук прервал череду невесёлых воспоминаний, и Севара с удовольствием отшвырнула тряпку в сторону. Дворецкого в доме не было, не было и ключницы, так что отворять дверь пришлось самой.
— Здравствуйте. — Севара скрывала удивление за маской кажущегося спокойствия. На занесённом снегом крыльце мялась знакомая толстоватая женщина с добрым румяным от мороза лицом.
— Доброго вечерочка, госпожа, — кухарка из трактира смущённо улыбнулась. — Простите уж, что так поздно… С работы я… Как освободилась вот…
— Проходите, не мёрзните, — Севара отступила пропуская гостью внутрь. — Не пугайтесь пыли, мы только начали уборку.
— Что вы! Какое там «пугаться»!
— Вот и хорошо. Снимайте свой тулуп, да кладите рядом с шубой или поверх, её не испачкаете, а то эдак запаритесь. Проходите в зал, присаживайтесь. Только на диван, пожалуй, кресла ещё не очищены.
Женщина бережно положила верхнюю одежду, стараясь не задеть дорогой хозяйской шубы, стянула валенки и вошла в зал, на миг остановившись. Видно, даже в запущенном виде комната могла произвести впечатление. По крайней мере не на дворян точно.
— Вы меня, простите, я совершенно забыла представиться. Моё имя Тамьярова Севара Милояровна.
— Очень приятно, сударыня, очень! Меня Забавой кличут.
— Прекрасное имя. Позвольте спросить, какова же причина, по которой вы пожаловали ко мне?
— Вы… вы говорили… — Забава смущённо опустила голову, перебирая складки понёвы. — Вы сказали, вам бы пригодилась кухарка.
— Верно. Я остро нуждаюсь в поварихе. Видите ли, я только переехала и ищу работников. Хотели бы наняться?
— Да, только… А жить у вас здесь?
— На ваше усмотрение. Я лишь прошу свежую еду и завтрак вовремя.
— Я бы жила… А то у меня сын… Невесту он нашёл, ну приведёт, а я там… Две хозяйки в избе… Не доброе дело.
— Рядом с кухней есть комнаты. Правда, пока там нет окна… — задумчиво протянула Севара. — Мы что-нибудь найдём для вас, без сомнений.
— Да-к, мне не к спеху.
— Тогда не сомневайтесь и не беспокойтесь, уж комнат в поместье достаточно. Сколько же вы хотите за свой труд?
— Пять десятков бы оставили, да жить позволили — и мне хорошо.
— Ну, пять десятков… Моя камеристка шесть десятков берёт. Но она служанка, она не применяет свой талант. Не могу я вам платить меньше слуги. Сколько я вам обещала?