Драко не назвал бы ее другом. Она — Грейнджер, что теперь значило гораздо больше, чем раньше, но в гости он никогда ее не звал. Сталкивался с ней иногда, приветствовал кивком в ответ на улыбку. На прошлой неделе она полчаса проболтала с ним в аптеке, а он непонятным образом очутился в кафе, где еще час они пили кофе. По случаю или почти целенаправленно ходил с ней в паб после работы и обедал в кабинете, потому что некуда было идти. Может даже, в голове у него пару раз мелькали шальные мысли, когда она слишком сильно перегибалась через стол, бежала на вызов или потягивалась, скрещивая в воздухе руки, отчего натягивалась рубашка. Но другом она не была. Драко все еще с трудом свыкался с Грейнджер, которой она была и которой стала. От грязнокровки к маглорожденной. Мысленно он видел ее именно так, вровень с дорогой его жизни и убеждений. Знакомство с Грейнджер за пределами прошлых отношений до сих пор не укладывалось в голове.
Опять жалость, и он отвел глаза.
— Не придешь в среду, пришли сову. — Драко кивнул, она на выходе поймала его за рукав. — Мне жаль. Что бы ни произошло. И если нужно…
Он смотрел на нее в упор, и Грейнджер медленно отпустила его руку. Спутанные кудри, пальцы в пятнах от чернил, широко раскрытые глаза. Сегодня он мог видеть ее в последний раз и не знал, как к этому относится. Не знал, был ли смысл вообще что-то чувствовать, но внутри скребло. Возникла какая-то странная паника, которой не было до этого, и она раздражала его до дикости. Хотелось ее задушить, подавить, оставив острые кромки лишь для вещей гораздо важнее.
— Ладно, — Драко еще раз кивнул, ловя на себе беглый взгляд — последнее, что о ней запомнит, — и развернулся.
— Хорошо.
Открыв дверь, он шагнул в коридор и, может быть, если признаться себе, перед тем как захлопнуть ее, исподволь глянул на прыгающие кудряшки. Через несколько часов после ухода Грейнджер Драко вернется, а потом уйдет навсегда.
Четыре
Дети быстро учатся получать желаемое. Не в силах дотянуться, удержать, съесть, завладеть, они умудряются убеждать других, кто выполнит за них работу. Мы плачем, кричим, топаем, устраиваем сцены, улыбаемся — и получаем, что хотим. Это лишь утвердило веру Драко в то, что все люди в глубине души без сомнения, а иногда и без меры эгоистичны. Хочу, хочу, хочу, мое, мое, мое. Детьми мы почти безотчетно учимся лгать и управлять — и всегда в раннем возрасте. Там, где другие бы остановились, он отточил навыки до блеска.
Драко замешкался с чемоданом, с непривычки держать тот до странности маленькими руками и слабой хваткой. И чтобы продвинуть чемодан по гладкому деревянному столу, наклоняться пришлось дальше. Мужчина напротив откинулся на спинку, тяжело выдохнул, не пряча ухмылки, а грузная женщина у стены шагнула откинуть крышку.
Драко сдержался, не проведя ладонью по темным волосам, — признак, выдающий нервозность, — и сохранил на новом лице расслабленное выражение. Не удавалось избавиться от ощущения, будто о кости, мясо и ткани шлепалась сырая кожа. Чудовищно неудобно, неуместно и совершенно чуждо. Дико хотелось ее стряхнуть, но ни лицо, ни поза не выдали лишнего.
— Очень хорошо, — пробормотал мужчина и кивнул, ухмыляясь. — Очень хорошо.
M.