Силы возвращались, вливаясь в роа, разбегаясь по самым мелким жилочкам и уголкам тела. Вот уже Лехтэ могла с поддержкой брата гулять по саду, ощущая босыми ногами живительную свежесть и прохладу земли, когда почувствовала серебряный укол осанвэ. Чей-то зов. Осторожный и словно чуть вопросительный. Судя по всему, собеседник не был уверен, сможет ли она поговорить. Лехтэ откликнулась, ответила на осанвэ, и оказалось, что не напрасно. Мириэль Териндэ. Вот кто звал ее.
Alasse, милая, — приветствовала ее мать Фэанаро. — Как ты чувствуешь себя?
И Лехтэ рассказала. Охотно, отвечая на попутно возникающие вопросы. Говорить осанвэ и одновременно ходить ей было пока тяжело, поэтому она села, и уже сидя продолжила разговор. Она виделась с королевой всего лишь однажды, когда пришла в Чертоги Вайрэ посмотреть на знаменитые гобелены, и теперь живое участие знаменитой мастерицы было очень приятно. Словно весточка прилетела, легким перышком сев на плечо. Весть из прошлого. Или из будущего? А какая разница? Только в вести этой Лехтэ чудилось, что все у нее будет хорошо. Не сейчас, конечно, но потом точно. И от вести этой становилось светло и радостно на душе. А подумай отчего — и сама не знала. Просто хотелось улыбаться и жмуриться, подставив лицо лучам Анара.
«Мелиндо, слышишь ли там, в Чертогах Намо? Я жива! И, Эру, как же это прекрасно!»
Разговор с Мириэль, довольно продолжительный, завершился, и тогда из дома вышел Тар и протянул Лехтэ стакан яблочного сока, ее любимого, и пышную сдобную булочку.
Как всегда, устроившись под деревьями, Тар заиграл. Лехтэ ела, запивая нежную сдобу сладким соком, и смотрела, как опускается за горизонт ладья Ариэн, расцвечивая небо оттенками золотого и алого.
В этот момент калитка распахнулась и вошла Анайрэ.
— Здравствуй, Лехтэ, — поздоровалась она. — Здравствуй, Тар.
Брат кивнул, не прекращая играть, а жена Нолофинвэ, точнее, его вдова, замерла, слушая напевную песню арфы, чуть печальную и невероятно светлую. И такая же светлая грусть отразилась на лице Анайрэ. Чуть вздохнув, она произнесла:
— Спрашивать, как чувствуешь себя, не буду — сама вижу. И очень рада за тебя.
Они еще помолчали, а потом гостья, на прощание кивнув, ушла, осторожно притворив калитку. А Лехтэ, допив сок, откинулась в кресле и подумала, что Анайрэ, пожалуй, ничуть не легче сейчас, чем в недавнем прошлом самой Лехтэ.
Солнышко тем временем окончательно опустилось за горизонт, и Тар, завершив игру, уже встал, собираясь вести сестру в дом, когда с улицы раздалось веселое ржание. Оба вздрогнули, обернулись к калитке, и на лицах их появилась радость.
— Сурэ! — воскликнула Лехтэ, подавшись вперед.
А конь тем временем, перемахнув забор, подбежал и ткнулся в ладонь Тэльмэ носом. Та погладила его, обняла за шею и подумала, что теперь уж точно желать больше нечего. Из того, о чем можно мечтать сейчас, в нынешних обстоятельствах. Ведь какая ни на есть, а имеется крыша над головой, и заботливый брат, и еда, и вода. И даже вот, друг вернулся. А что до остального… Тут только остается ждать. Ждать и верить, что однажды желания сердца осуществятся. И Атаринкэ перешагнет порог.
Что они еще будут счастливы. И не в прошлом, о котором так приятно вспоминать, а в будущем.
И что это будущее у них, у нее еще есть. Обязательно.
***
Атаринкэ не мог сказать, сколько прошло времени в мире живых с того памятного разговора с Намо. Его фэа, почти обессилевшая и даже немного угасшая, равнодушно пребывала в предоставленной ей палате. Ничто не вызывало интерес.
Однако вдруг тонкая золотая нить соединила миры и поделилась так необходимым сейчас Искуснику теплом. Его вспоминали живые.
Время шло, и фэа Куруфинвэ стала прежней, а он смог ощутить, что вспоминает любимая, и потянулся в ответ. Атаринкэ постарался передать Лехтэ всю свою любовь и свое огромное счастье от того, что она жива. Именно Искусник постарался показать своей Тэльмэ, что в мире есть много прекрасного и удивительного, что ждать его совсем не обязательно в унынии и тоске.