Ему неведомо, что сосуд, который по идее должен был вмещать в себя все эмоции и чувства Гермионы, сейчас трещал по швам, явно не справляясь со своей задачей. И уж тем более Малфой ни за что не должен догадаться, что тот слабый огонёк надежды, зародившийся ещё на третьем курсе и спрятанный за тысячами стен, что выстроило подсознание Гермионы в попытке не выдать свои безответные чувства, вновь затеплился в этот самый миг.
И теперь все ночи в Австралии, которые она ревела в подушку, стараясь забыть школьную любовь и смириться с потерей, казались ненапрасными.
Теперь мириться ни с чем не приходилось. И это хорошо.
Ведь Гермионе так и не удалось забыть.
— Откуда ты приехал? — тихо спросила она, утыкаясь носом в шарф, чтобы скрыть румянец на щеках.
Ведь это их первый разговор, который начался не с оскорблений. Не с этого привычного «С дороги, грязнокровка» или «Отвали, Малфой».
Гермионе было интересно, понимал ли он это? Придавал ли такое же значение, как она?
Хоть немного?..
— Я учусь во Франции, — Малфой пожал плечами. — Но ты ведь понимаешь, что тебе не стоит никому рассказывать о нашей встрече? — он понизил голос до полушёпота с еле различимой хрипотцой.
Гермиона с трудом расслышала его, но от такого тона по коже прошлась волна мурашек.
— Ты мог не подходить… — тихо пробормотала она, озвучивая свои мысли.
— В каком смысле?
Малфой нахмурился, а его плечи заметно напряглись.
— О, нет-нет! — Гермиона развернулась к нему и замахала руками, понимая, что её неправильно поняли. — В смысле… я бы даже не заметила тебя, если бы ты сам не подошёл и не заговорил со мной. Я не узнала бы, что ты не… — «умер» застряло где-то в гортани. — В общем, я к тому, что ты мог не подходить, тогда я бы не узнала никаких секретов.
Она резко замолчала, решив, что слишком много болтает для статуса «бывший враг».
— Но я же подошёл, — усмехнулся Малфой в ответ, чуть приподнимая бровь.
— Ага, — и Гермиона снова уткнулась в шарф, досадуя на свою идиотскую привычку краснеть. А ещё корила себя за то, что она просто не способна наплевать на чувство такта и спросить, почему же Малфой всё-таки решил подойти к ней. — Я никому не расскажу про тебя, — добавила Гермиона и замолкла.
На языке вертелись тысячи вопросов, но она сдерживала их один за другим, постепенно отходя от потрясения. Действительно, кто она такая, чтобы устраивать допрос. Она должна благодарить Мерлина лишь за то, что узнала спасительную правду. Что Драко в порядке и живёт счастливо, пусть и в другой стране.
Ей стоит сделать так же: продолжать жить свою жизнь и разбираться со своими проблемами, а не стоять тут и битый час рассматривать ёлку, словно она недалёкая дурочка, которая не знает, чем себя занять, лишь бы остаться в компании Малфоя и узнать о нём чуть больше. Попробовать хоть немного сблизиться.
— Ну давай уже, Грейнджер, — почти устало протянул Малфой.
— Что?
— Только слепой не заметит, что ты сейчас лопнешь от своего вездесущего любопытства. Поэтому давай, — он развёл руками, словно приглашая. — Спрашивай.
Гермиона вздёрнула подбородок, сжимая губы и намереваясь возразить. Наверное, по какой-то уже давно позабытой привычке. Ведь она всегда так делала в школе, когда Малфой её поддевал. Просто била в ответ. Когда-то напролом ответным оскорблением, а когда-то многозначительным молчанием вкупе со взглядом, полным презрения.
Так было значительно проще — не соглашаться с ним во всём, что бы он ни сказал. Ведь если пустить его слова внутрь, выскребать их приходилось долго. Ночью под балдахином, на который она бросала заглушающее, слезами в подушку и громкими истеричными проклятиями, бесполезными убеждениями, что она ничего не чувствует к заносчивому слизеринцу. Что ей вовсе не обидно.
Она раскрыла рот, собираясь выдать что-то вроде «Смотри, как бы ты не лопнул от своего самодовольства» или банальное «Тебе показалось, Малфой», но замерла.
К чему весь этот спектакль? Пусть она и чувствовала себя неуютно в его компании и абсолютно не знала, как себя вести, Гермиона всё равно понимала, что пререкаться впустую — очевиднейшая глупость. У неё нет на это ни сил, ни желания.