Казалось, что вместе с младшим братом, ушёл и весь её мир. И именно ему пришлось произнести эту роковую весть. Её брат умер на его глазах. Мгновенно, словно мотылек, который в конечном итоге добрался до пламени.
Он был юн и талантлив. Вечно смеющийся, такой живой… Звонкий, как колокольчик. Всё за чтобы этот маленький шкет не брался, у него получалось. Он подавал большие надежды и для своего возраста умел достаточно многое.
Наверное, дело в породе, отпрыски первого Хокаге все были таковыми. Уникальными экземплярами, поистине хорошим набором ген.
Орочимару часто ловил себя на мысли, что ему будет интересно увидеть, что выйдет из Наваки, когда он станет старше… С такими острыми амбициями, из него можно было бы вылепить отличное оружие…
Наваки умер на его глазах….Взрыв. Красная вспышка. Казалось бы, всего лишь мгновение и его тело пришлось бы собирать по кускам. Внутри Орочимару в первый раз в жизни что-то передернуло, содрогнулось. Противно засосало под ложечкой.
Он не в первый раз видел смерть своими глазами, но похоже, впервые прочувствовал на вкус горькое и склизкое ощущение… Такое пробирающее до костей понимание, что… никто не вечен. Не всё, что он хочет, находиться под его контролем. Это была слабость. Мерзкая и холодная.
Никто не вечен, и он — Орочимару, значит, тоже. Это была горечь, и нежелание принимать факт того, что он лишь букашка под чей-то подошвой, как и все остальные смертные… Он не мог понять палитру своих собственных эмоций, чувств… Это была тоска, потрясение или просто гордыня?
Судьба дала ему щелчок по носу, и этого он принять был не в силах. Орочимару был тщеславен, и ненавидел проигрывать. Он был цербером, который вонзается в шею противника, пока не получит желаемого, даже если это закон природы. Жизни и смерти. Он был из тех, кто не умеет проигрывать… Проигрывал ли он в своей жизни хоть раз кому-либо?
Он смотрел ей в глаза, смотрел, как эмоции на её безупречном лице резко сменяют друг друга, и это было похоже на ад. Она смотрела на него, но видела в нём лишь стену. Пустое место. Её не интересовал его голос, и больше никто вокруг.
В этот момент, Цунаде стала похожа на существо, что прошло через преисподнюю. Часть её души будто сгорела, это мог почувствовать даже он. Каждой клеточкой, как энергетический вампир… Питался этими эмоциями, пропуская через себя по каждой крупице. Каждый безумный стук сердца, как скальпелем по живой плоти, без анестезии.
Когда Орочимару вытянул ладонь с ожерельем, когда почувствовал прикосновения холодных дрожащих пальцев напарницы, его пробило током.
Прошибло насквозь, так, будто их двоих парализовало на месте в один момент. Он не мог понять, что происходит. На задворках души затаилась навязчивая больная мысль о том, что, окажись Цунаде в его руках однажды, он бы сделал так, чтобы единственным мучением для неё стал бы только он.
Он — единственный мучитель, ночной кошмар. Разве это был бы для неё не лучший исход?
Если жизнь для неё априори проклятье… Рассвет ведь придуман для тех, кому терять уже нечего….
Когда Джирайя пропал, Орочимару был на задании. Никто не соизволил написать ему даже весточки, когда он был за пределами Страны Огня.
Запах штукатурки в коридоре резиденции Хокаге. Несколько шагов, чтобы открыть дверь в кабинет, доложить о том, как прошла миссия. И получить оплеуху. Просто по факту. Хирузен с ним не церемонился. Третий даже взгляд от бумаг не оторвал.
— Джирайя пропал два месяца назад. Скорее всего, он погиб в горном обвале.
Вот так вот, будничным тоном, будто бы умер не его ученик, будто бы умер не напарник Орочимару. Таким тоном обычно приносят извинения, когда посадил пятно кофе на чью-то футболку. Смерть товарища — мелочь, и в правду… Они, ведь уже стольких похоронили. На войне они хоронили людей пачками. Порой на рассвете не хотелось опускать взгляд к земле. Вокруг были трупы, кровь, пепелище… Всё вокруг было пропитано запахом смерти, так, что выворачивало желудок.
Они были пешками. И ради чего? Чтобы ощущать себя дрожащей тварью перед неизбежностью?
Орочимару скользит взглядом по оконным рамам, цепляется за надписи на свитках, которыми был завален стол, а затем снова смотрит на наставника.
— Почему никто не написал мне об этом?
— И чтобы ты сделал? Прервал бы свою миссию и отправился его искать?
Снова этот спокойный тон, но для Орочимару сейчас он хуже, чем раскаленное железо, которое поднесли к оголенной коже и поставили клеймо.