— Они хотели бы прекратить публикацию твоих статей в нашей газете, — выдохнул он с печалью в глазах.
— Но вы же знаете, что это не моя вина! Я не писала того, что было в той статье! — взмолилась Гермиона.
— Я знаю, поверь, — он все же устроился за столом и попытался улыбнуться. — Я не увольняю тебя. Просто… замораживаю твою работу на неопределенный срок.
Она задержала дыхание, стараясь сдержать слезы, вставшие комом в горле.
— Пока скандал не уляжется. Когда крупное издание пишет про нашу журналистку такие вещи, в наших общих интересах дождаться тишины.
В ответ Гермиона со всей язвительностью, что ещё в ней была, поинтересовалась:
— Значит, никакого оправдания от Лаванды не будет?
— Она сделала то, что должна была.
— Публиковать статью полностью от моего имени с такими обвинениями, фактами, которые были доверены ей как подруге? Должна была?
Рон покачал головой.
— Ты должна понять, что она написала то, что написала, не думая о рисках. И в этом была неправа, да. Но никто не ждал, что последует такая реакция. Раньше всё было совсем по-другому.
— Но ведь пострадало мое имя! Моя работа!
— Гермиона, — Рональд прервал её, практически перебивая. — Я обещаю, что ты вернешься к своей работе, как только шумиха утихнет. Хорошо? Я не прошу тебя перестать писать. И ты всё ещё можешь заняться своим расследованием. Просто руководство хотело бы, чтобы твое имя пока не появлялось в заголовках.
Ей не осталось ничего, кроме как признать, что так было бы лучше. Она не могла пойти против приказа. Если печать уже получила назначение, любое её слово не пропустят даже на стадии согласования макета, не говоря уже об издании.
Она сглотнула, снова опуская голову.
— Я могу идти?
— Иди домой, — мягко приказал ей Уизли. — Я позвоню, когда мы снова будем в тебе нуждаться.
Гермиона не потрудилась дочитать ту статью о себе до конца в первый день. Ей было слишком тяжело читать все слова, в которых был слышен тон Драко. Он имел право злиться, но разрушать всё, над чем она работала — нет.
Сейчас ей хотелось знать, что именно он решил выложить общественности на стол. Собирая свои вещи в сумку с рабочего места в Daily Mail, она кинула взгляд на очередной громкий заголовок в новостной ленте на экране компьютера.
Гермиона Грейнджер обличена. Раскрыты все тайны журналистки, писавшей о бизнесменах нашего времени.
Смотреть в глаза Лаванда ей больше не смогла, а Рональд проводил её печальным взглядом, полным сожаления. Конечно, ведь легко сожалеть о том, к чему ты не приложил руку. Гермиона вместе с ними сожалела о том, что произошло с Малфоем.
Может быть, он был прав — ей стоило воспринять его угрозы всерьез.
Малфой не знал, почему её поступок так его задел. Раньше предательство было не таким болезненным, а ведь Гермиона была ему никем. Он вернулся глазами к газете, которую до сих пор не прочитал, о ней, конечно. Нужно было хотя бы понять, что теперь грозит ей в работе, но он не мог себя заставить. Одно её имя заставляло яд разъедать его существо.
Он больше его не видел. Спустя некоторое время, когда издания перестали соревноваться в том, кто сильнее оскорбит Гермиону, она окончательно пропала. Не писала, не публиковала ничего в социальных сетях, не публиковалась… ничего.