Я осторожно закрываю за собой дверь и заглядываю в окно заднего сидения.
Она нервно кусает ногти и смотрит вниз на свои колени. Она сидела всю дорогу сюда, отвечая кратко и односложно на вопросы, но я надеюсь, что она начнёт больше открываться.
Когда я нашла её, она была откровенной и рассказала всё, что произошло за её шесть лет жизни. Это всё ещё причиняет мне боль, когда я думаю об этом.
Она вне своей зоны комфорта, и ей, наверное, понадобится несколько месяцев, чтобы привыкнуть жить здесь, но я хочу, чтобы ей понравилось.
Я машу рукой, подзывая её к себе, и она выходит. Она расправляет своё новое розовое платье и начинает играть с кончиками своих тёмных прядей.
— Добро пожаловать в твой новый дом, — говорю я ей.
Она смотрит на меня снизу вверх, широко распахнув свои карие глаза.
— Это... это здесь я буду жить? — шепчет она, и я киваю. — Похоже на замок.
— Замок, достойный принцессы.
Хулиганская улыбка появляется на её лице.
Мне передали дело Нолы два месяца назад, когда к ней домой вызвали полицию после чьей-то жалобы на тухлый запах, исходящий из соседнего дома. Меня захлестнула ярость, когда я вошла внутрь. Она жила в мерзких условиях, была сильно истощена, всего тринадцать килограммов в шесть лет. Её родители — пара наркоманов, которые беспокоились только о следующей дозе вместо ужина для их ребёнка или вечерней ванне. В доме валялись иглы и шприцы вместе с тараканами и экскрементами животных.
Я должна была вытащить её оттуда.
Мне понадобился месяц, чтобы пройти через судебную систему и законно её удочерить.
Она наш четвёртый ребёнок. Первая наша малышка появилась восемь лет назад, а затем мы решились на усыновление. У нас есть два дома — один в Лос-Анжелесе и другой здесь, в Хьюстоне, где мы собираемся провести больше всего времени. Нокс построил звукозаписывающую студию в доме, поэтому большую часть работы он делает здесь. Мы построили дом прямо рядом с Эстель, так что у детей всегда есть источник свежих печений.