Наконец Гербер опустился в кресло перед письменным столом и взглянул на Либерсберга. Если бы старик знал, что он хотел с ним сделать, у него бы случился сердечный приступ. Гербер сложил руки нарочито спокойными движениями, ни в коем случае не желая показать своему сидящему напротив начальнику, как сильно его расстроило это предательство. Это можно было назвать только одним словом — предательство. Его начальник предал его, чтобы его отдел выглядел лучше.
— Вы знаете, на что я способен, и не хуже меня осведомлены, что я вкладываю в это дело все свои способности и энергию. Я единственный, кто знает все подробности этого расследования. — веко Гербера нервно дернулось от нервов. Даже при всем его самообладании это проклятое подергивание не прекращалось. Наоборот, чем больше он старался, тем хуже становилось.
— Вот в чем я вижу проблему, мой мальчик. Ты не выдерживаешь давления общественности. Фрэнк, ты уже держишься на честном слове и помешался на каких-то следах, которых на самом деле вовсе нет. — Либерсберг сочувственно взглянул на Гербера и сузил свои поросячьи глазки из-под кустистых бровей. Старик отчаянно пытался прочитать письмо, которое лежало перед ним на массивном деревянном столе. — Вот, черным по белому. — Чтобы убедить Гербера в верности своих слов, Либерсберг протянул письмо.
Старый хрыч мог засунуть себе эту бумажку куда угодно!
Гербер проигнорировал протянутую руку вместе с письмом и посмотрел на своего начальника непреклонным взглядом. В глазах Либерсберга читалось разочарование, когда он спустя вечность опустил руку и положил письмо обратно в стопку.
— Тот тип точь-в-точь подходит под описание преступника…
— Что за бред! — Его начальник ударил кулаком по столу и тем самым закончил весь этот фарс с фальшивым дружелюбием. — Для твоего же блага, если я отстраню тебя от этого дела, к тому же, ты совсем не в себе. Возьми отпуск, отдохни.
Этот ублюдок не только отстранил его от дела, но и выгнал из оперативной группы. Гербер едва сдерживал гнев.
— Вы не можете этого сделать.
— Я могу это сделать. Отпуск или отставка.
Боже, Гербер любил свою работу, но это лицемерное отношение протирающих штаны начальников действовало ему на нервы!
Официально они могли отстранить его от дела, но он не успокоится, пока не поймает этого сукиного сына.
***
— Здесь полно копов! — выругалась Ксио, вернувшись обратно в безопасное место внутри автомобиля.
Элайджа вопросительно посмотрел на нее поверх оправы новеньких черных, как смоль, солнцезащитных очков.
— Копы?
— Прости. Это оскорбительное прозвище для полицейских. Я подслушала разговор. — Мужчина повернулся к ней, предвкушая новости, и снял солнцезащитные очки.
— Некоторые соседи разговаривали между собой о жертве. Женщину зовут Мариэлла Лауро. Она итальянка. Мариэлла здесь не пользуется симпатией. Говорят, что она зашла слишком далеко и наставляет рога своему мужу.
— Зашла слишком далеко? Наставляет рога?
Мужчина явно ни черта не понимал.
— Говорят, она имела на стороне любовную связь. — Элайджа так и не въезжал, что девушка имела в виду, и ей было это видно по странному выражению его лица. — У нее были любовные отношения с другими мужчинами.
— Она изменяла мужу? — Мужчина задумчиво смотрел через лобовое стекло в одну воображаемую точку. Он зажал нижнюю губу между указательным и большим пальцем и потянул её.
Ксио буквально видела, как в его голове закрутились колесики.
— Наши специалисты-криминалисты, которые занимаются составлением портретов преступников, подозревали такую подоплеку.
— Все женщины имели детей? — Этот вопрос все время крутился у нее в голове.