Мужчина разворачивается с ней в объятиях легко, будто в чертовом вальсе. Раз – и ей вновь приходится цепляться за его плечи, не доверяя собственным дрожащим ногам. Два – он делает шаг, заставляя ее отступить, а затем еще и еще, пока она не упирается спиной в стену. Три – он вклинивается ногой между ее ног, вжимается в нее, еще сильнее вдавливая в стену, и Эмма чувствует силу его возбуждения. Четыре – он перехватывает и поднимает над головой ее руки, прижимая к стене запястья крюком так, что не вырвешься.
Он прерывает поцелуй, заглядывая в ее лицо сверху вниз – даже ее каблуки не скрадывают разницу их роста, – и усмехается.
Это ловушка. Самая сладкая ловушка, мышеловка, в которую жертва вошла абсолютно добровольно, да еще и сама прикрыла за собой дверь.
Его ладонь начинает движение по ее телу, пальцы цепляют и легко расстегивают «молнию» кожаного жакета, распахивают края. Не в силах отвести взгляд, Эмма наблюдает за реакцией мужчины и видит, как его зрачки расширяются, когда он обнаруживает, что под жакетом нет ничего, кроме кружевного черного бюстгальтера, так контрастно выделяющегося на фоне гладкой сливочно-белой кожи.
Он накрывает ее грудь ладонью, сжимая, – сначала одну, затем вторую, – и без того напрягшиеся соски еще сильнее обрисовываются под тонким кружевом белья. Дыхание сбивается. Женщина выгибает спину, толкаясь грудью в его дразнящую руку, и Киллиан сдвигает ткань бюстгальтера, выставляя напоказ ее сморщенные, потемневшие от прилившей крови соски. Он поочередно дразнит эти твердые вершинки, сжимает, подкручивает между пальцами, потягивает, и ей приходится кусать губы, с трудом сдерживая рвущиеся из груди стоны и мольбы, особенно в тот момент, когда он быстро проводит языком по собственным губам.
Дьявол! Эмма жмурится, опускает лицо, не в силах вынести этот образ, но даже с закрытыми глазами он словно остается выжженным на сетчатке. Она так хотела ощутить его чувственный рот на своей груди, его губы, зубы, язык, ласкающие ставшими безумно чувствительными соски, касания его щетины, лишь добавляющие удовольствия острым покалыванием. Сколько раз прежде она извивалась под ним, задыхаясь и подставляя грудь его жадному злому рту, сколько раз кончала, стоило ему после этого всего лишь накрыть ладонью и прижать ее клитор.
Киллиан знал, как доставить ей удовольствие.
Вот и сейчас Эмма сжимает ноги, пытаясь облегчить стремительно нарастающее желание, но лишь бессильно трется о его бедро, зажатое меж ее ног. Его эрекция сильна, и мужчина, оставив в покое ее грудь, снова требовательно скользит рукой по ее телу, обхватывая и сжимая ее задницу, почти до боли притягивая ее бедра к своим, и, имитируя секс, потирается в ответ, заставляя прочувствовать его длину и твердость.
Она чувствует. Она слишком хорошо знает, каково это – ощутить его член внутри себя, и хочет этого так, что внутри становится влажно, жарко, и трусики быстро пропитываются ее возбуждением. Стиснув напоследок ее ягодицу, Киллиан поднимает руку, проскользнув по обнаженной коже, его пальцы ложатся на ее горло, поглаживая, заставляя снова приподнять лицо ему навстречу. Эмма сглатывает, коротко выдыхает через приоткрытый рот, остро чувствуя тесно прижатую ладонь. Пульс бьется в подушечки пальцев, когда рука Темного чуть сжимается, а в следующее мгновение его губы вновь завладевают ее ртом. И, несмотря на то, что его рука сразу же отпускает ее горло, женщина задыхается от того, каким глубоким становится поцелуй. Его язык проникает внутрь, лаская жадно, сильно, почти трахая ее, и она лишь захлебывается им, чувствуя, как сознание уплывает от острого удовольствия. Поднятые над головой руки затекают, немея, но сейчас ей все равно, и она лихорадочно двигает бедрами, трется, погоняя стремительно приближающийся оргазм.