Киллиан потерся щекой о ее висок, прижался губами к макушке, плавно скользнул ладонью к горлу, поглаживая, нырнул в складки пледа, сдвинув ворот кожаной куртки и едва касаясь старого шрама на ее груди. Эмма чувствовала это ласковое прикосновение и жесткую, чуть шершавую полоску мозолей на его ладони у основания пальцев – от рукояти сабли, – и этот контраст в который раз вызывал у нее нежность. В этом был весь Киллиан – почти невероятное сочетание противоречивых черт. Она тихонько вздохнула, уютнее притерлась к груди мужчины, чувствуя безграничную любовь к тому, кто оставил свой мир, бросил привычный образ жизни и отпустил свое прошлое ради нее.
Экранный герцог с опасливым интересом изучал современный мир, – устройство унитаза, одноразовые станки и пену для бритья, – вызывая своим изумленным видом смех зрителей; потом он впервые увидел Кейт, вышел на улицы Нью-Йорка… Действия на экране неожиданно захватили Эмму, и она не сразу поняла, в какой момент невесомые прикосновения Киллиана изменились, став более откровенными. Теперь он поглаживал ее грудь дразняще легко, водил подушечками пальцев снова и снова, постепенно усиливая нажим, так, что напряженный сосок проступил сквозь тонкую ткань бюстгальтера и футболки, а возбуждение растеклось по телу жаркой волной, заставив дыхание участиться, подчиняясь ускорившемуся ритму биения сердца.
– Что ты делаешь? – шепнула Эмма, чуть обернувшись в попытке поймать взгляд мужчины.
Он скользнул губами по ее виску, не давая повернуться, жарко выдохнул на ухо:
– Мы смотрим фильм. Не отвлекайся, душа моя…
В его голосе слышались улыбка и чувственное обещание, акцент стал заметнее, и Эмма, хорошо знающая, что это обычно означает, невольно сглотнула.
Смотреть фильм?
Она перевела взгляд на экран, честно попытавшись сосредоточиться на рекламирующем маргарин герцоге, но ее попытка провалилась в ту же секунду, когда Киллиан накрыл ее грудь рукой так, чтобы твердый, хорошо ощутимый даже через слои одежды сосок оказался меж его пальцев.
А потом сжал ладонь, чуть потянул чувствительную вершинку, и Эмма резко втянула воздух, невольно стискивая бедра.
Он слишком хорошо знал, что ей нравится.
Киллиан стал разминать ее грудь – сначала одну, потом вторую, – сначала мягко, лишь дразня ее предвкушением, затем все настойчивее, сильнее. Ловкие пальцы поочередно сжимали, потягивали, подкручивали ее соски, и вскоре Эмма сама стала подаваться навстречу этой умелой руке, чувствуя, как сладким жаром тянет низ живота в ответ на каждое новое касание.
– Сиди смирно, – строго шепнул мужчина, прихватив губами краешек ее уха и скользнув по нему кончиком языка, и она тихонько всхлипнула, сильнее заводясь от короткой ласки и прозвучавшей в его голосе властности.
Новое поглаживание, пощипывание, сжатие – и Эмма вновь выгнулась, вжимаясь грудью в его ладонь в безмолвной мольбе чего-то большего.
– Такая непослушная…
Ладонь Киллиана спустилась с ее груди ниже, на ребра, нырнула под футболку, ложась на моментально поджавшийся живот, и замерла там, обжигая обнаженную кожу своим теплом. Эмма заерзала, разочарованная тем, что мужчина остановился, вцепилась пальцами в его бедра, слегка царапая короткими ногтями плотную джинсовую ткань.
– Нетерпеливая девочка, – промурлыкал Киллина ей на ухо, рывком притянул вплотную к себе, так, чтобы она почувствовала его напряженный член, и легонько куснул нежный участок кожи под ухом.
Дьявол!
Эмма охнула от удовольствия, не в силах сдержаться, – слишком, слишком громко! – и быстро огляделась по сторонам, боясь, что ее кто-то мог услышать. К счастью, в этот момент колонки выдали партию басов, возвещая о приходе Леопольда и Чарли в ночной клуб, и раздавшийся возглас утонул в грохочущем ритме.
– Тише, родная…
Киллиан быстро провел рукой от ее живота вниз, и, скользнув к своду тесно сжатых бедер, толкнулся туда, накрыл ладонью, чуть надавил, сминая пальцами нежную плоть через ткань брюк, затем еще раз, и еще, подчиняя настойчивому, ускоряющемуся темпу откровенной ласки.
Эмма с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы, накрыла дразнящую ее руку своей ладонью и мужчина в тот же миг послушно замер.