„Я хочу, чтобы мой сын стал защитником страны. Хочу, чтобы люди видели в нём надёжного заступника, они могли ему доверять“.
Так я был отдан в Академию. Моя мать недолюбливала шиноби, сколько раз она угрожал отцу разводом, если тот не сменит профессию! Но она его любила… С детства я знал, что шиноби — мой удел, моя судьба, ведь так завещал мой отец. А я не мог не подчиниться его воли, я был сильнейшим в классе по успеваемости только ради него и мамы.
Мананда повернулся к жене.
— Поэтому мы с ним познакомились. Помнишь, первый учебный день? Мы рассказывали о себе. Каждый заявлял, что мечтает стать великим шиноби, воином, кто-то даже тянул на хокаге. Лишь один я проворчал:
„Дались мне эти шиноби. Но стать кем-то другим я не могу. Покойный отец наказал мне стать воином, поэтому я стою с вами, будущими джоунинами и членами Анбу.“
В тот день ко мне за парту присел Неджи. Такой как я был для него презрен, но он чувствовал во мне родственную душу: в раннем детстве мы лишились отцов, у меня-то хоть осталась мама, а он был один, и всю жизнь мы должны были выполнять чужую волю, посвятить свою жизнь тому, что ненавидишь.
Так мы и просидели все 6 лет за одной партой в бесконечных спорах. Судьба — она готова была сделать нас врагами. Неджи с пеной у рта заявлял, что её не изменить, кем ты рождаешься — тем и умрёшь. Но каждый день, я видел, как он противоречит своим словам — он становился всё сильнее и сильнее, он в десять раз превосходил по силе человека, у которого должен стоять за спиной — двоюродную сестру. К окончанию Академии он превзошёл некоторых взрослых из главной ветви — недопустимое нарушение законов. И ни слова почтительности своим госпожам и их отцу — вот так следование судьбе. Ну а я? Я в ответ Неджи орал, что рока не существует, всё зависит от самого человека, и продолжал ходит в нелюбимую Академии, учить надоевшие техники. Прогуливал неделями занятия, спал на уроках, но всё равно изучал джутцу и всегда являлся на зачётные занятия, поражая учителей и однокашников своими способностями.
— Мананда, — вдруг заговорила Тентен. — я это прекрасно помню. Ты был ленивым гением вроде Шикамару. Но я ни разу не замечала, что тебе противна твоя будущая профессия. Я думала, ты обычный оболтус с огромным усердием и силой волей.
Муж улыбнулся жене:
— Я им и был. Только волей не обладал. Наши нескончаемые споры с Неджи не давали нам право разойтись по углам. Каждый хотел другому что-то доказать. Так мы стали приглядываться друг к другу, интересоваться жизнью соседа по парте, через некотрое время помогать в учёбе. Я помню тот день, в последнем классе, мы тренировались в лесу. Внезапно мы оба почувствовали, что между нами есть связь. Этой связи нет на свете крепче — она называется дружба.
„Так решила судьба“, — усмехнулся Неджи.
„Нет, — понял тогда я. — Мы сами решили стать друзьям. В первом классе, не судьба посадила тебя со мной, а ты сам подошёл к моей парте. Не судьба вводила нас в кино и в раменскую, мы сами выбирали какой фильм нам смотреть и как праздновать каникулы“.
Мананда засмеялся. Его смех был лучистым и счастливым.
— И тогда я осознал все свои ошибки. Но мне всё равно кое-чего не хватало. Мне нужен был толчок, чтобы изменить свою жизнь.
Это случилось перед последним выпускным экзаменом. Неджи захотел пожелать мне удачи. „Ты талантливый шиноби, — сказал он. — Ты даже превосходишь меня. Если бы хокаге не отменил закон, позволяющий становится генином раньше двенадцать лет, ты бы им стал в девять лет. Через полгода ты с блеском пройдёшь экзамен на чуунина. В четырнадцать лет тебя сделают джоунином, а в шестнадцать ты станешь членом Анбу. В двадцать твои способности будут наравне с главой Анбу. Эта твоя судьба“.
„Так думаешь?“ — спросил я друга и пошёл на экзамен по клонированию. Оттуда я вышел с гладкой бумажкой, на которой чёрным по белому было написано:
„Отказ от прохождения заключительного экзамена.“