Каждое добавление ингредиента сопровождается его прикосновением, продолжительность кипения — цепочкой легких поцелуев от плеча до ямочки под ухом, выдержка времени между добавлением последующего ингредиента — теплыми ладонями на ее предплечьях.
Северус повторяет эти движения каждый раз, и таким образом — никаких книжек не нужно — Гермиона запоминает рецепт так, что ее можно ночью разбудить и она расскажет, что экстракт ромашки необходимо добавить после того, как Северус целует ее в кончик носа.
— Почему вы остановились, мисс Грейнджер? — спрашивает он.
Гермиона держит в руке горсть бутонов сушеных маргариток.
— Потому что перед добавлением бутонов вы стоите за мной, профессор, — выдыхает она, — и держите мою руку в своей.
Девушка так и держит руку с последним ингредиентом на весу, не поднимая глаз, и вслушивается. Сначала ничего не происходит, а затем Северус все же поднимается с места и встает за ней. Гермиона чувствует в своих волосах его дыхание, спины касается его тепло.
Она почти перестает дышать, когда он прикасается пальцами к ее локтю, чуть обхватывает его и ведет пальцами осторожно вниз. Все тело покрывается мурашками от прикосновений.
— Вы уже запомнили весь рецепт, мисс Грейнджер, разве нет? — шепчет он ей в волосы.
Гермиона сглатывает, глядя на то, как его пальцы обхватывают ее руку. Так бережно и трепетно, не испортив ни одного хрупкого сушеного бутона. Он осторожно поворачивает ее руку ладонь вниз, сбрасывая сухоцветы в котел, и переплетает с ней пальцы.
Зелье снова получилось, молочного цвета жидкость размеренно кипит, ввысь взмывает тонкий аромат луговых цветов, дождя и солнца. Гермиона оборачивается к нему, не выпуская руки. Она чувствует, как растворяется в Северусе, как каждая клеточка ее тела хочет быть с ним, но она не тянется к нему.
Трусит. Еще одно чувство, так не вовремя очнувшееся ото сна.
Северус выпускает ее руку и берет черпак, чтобы помешать содержимое и все внимательно проверить. Ей и вчера удалось сделать это зелье, но практика — лучшее средство для запоминания.
— Прекрасно, мисс Грейнджер, — по достоинству оценивает он работу, — лучше приготовил бы только я.
Грейнджер прыскает.
— Я ни капли не сомневалась, профессор, — оборачивается она к нему. — Чем теперь займемся?
Северус видит огоньки в ее глазах. Маленьких бесят, которые совсем неумело теперь скрываются от хозяйки. Северус многое бы отдал, чтобы видеть этот свет как можно дольше. И многое бы отдал, чтобы эта девчонка осталась здесь с ним.
Но так нельзя.
— Пятый курс вами так и не изучен, мисс Грейнджер, насколько я знаю? — нарочито удивленно вскидывает он брови.
Гермиона чуть хмыкает и опускает на мгновение взгляд. Она же уже не ребенок, почему он так боится к ней прикоснуться?
— Верно, профессор, — кивает она и направляется в сторону гостиной, но не успевает пройти мимо него, поскольку он ловит ее руку своей.
— Под моим пристальным контролем, — замечает он.
Гермиона едва находит в себе силы, чтобы сдержать улыбку и ответить серьезно.
— Разумеется.
В камине треснули поленья, над каминной полкой тикают часы. Гермионе всегда нравилась комната Северуса, потому что в ней было всего одно крохотное окошко под потолком — один из плюсов подземелья. Создается впечатление, что всегда вечер или грядет ночь. Если не замечать окошко, можно подумать, будто ты дрейфуешь в мгновении без счета времени.
Как, например, сейчас.
Северус сидит на диване с ежедневным пророком, Гермиона сидит рядом с ним, опустив свои ноги на его. Он невесомо поглаживает ее стопы руками, слегка их согревая, а Гермиона держит в руках учебник по зельеварению за пятый курс, но прочла всего три главы, потому что снова потеряла всякое внимание. Она смотрит на него. На его сосредоточенные черты лица, чуть нахмуренные брови, темные волосы.
И ей так спокойно с ним, так просто, так легко. Гермиона осознает, что влюблена в него, что она утонула в нем, безвозвратно, бесповоротно. Чем сильнее он держит ее на дистанции, тем сильнее привязывает ее к себе.
Весь внешний мир для нее гаснет, и оказывается сосредоточен в нем. Так ведь лучше, верно? Идея-фикс всегда приятнее глобальной жизни. Гермиона кивает сама себе и облизывает губы.
— Я хотела бы остаться здесь, — первой нарушает она тишину.
Северус какое-то время молчит, а после складывает газету пополам и поворачивает к ней голову.