Джинни смотрит в карие глаза подруги и подавляет в себе приступ сочувствия, который Гермиона не переносит, как бы то ни было. Ни сочувствия, ни жалости, ни сострадания. Гермиона ненавидит, когда эти чувства проявляют к ней.
Приобретенная черта характера от мужа, это стоит признать.
Однако Джинни сдается в собственных глазах, когда решается на прикосновение. Потянувшись вперед, она обхватывает предплечье подруги, слабо его сжимая. Ее опасения оказываются бессмысленными. Рука подруги теплая, как и всегда.
Никакого холода нет.
Джинни опускает руку. Короткий жест поддержки оказывается очень к месту. Гермиона чуть дергает уголком губ в полуулыбке, но она кажется такой мертвой, что подгибаются колени.
— Как ты справляешься? — в этот раз Джинни не корит себя за вопрос.
Любой бы задал.
— Да я же работаю, Джинни, — произносит Гермиона таким тоном, будто уговаривает слабоумного положить на место канцелярский нож. — Я в порядке, — положив руку на сердце, отзывается она. — Нормально.
Гермиона не любит вот такие разговоры. Все всегда сводится к тому, что кому-то ее жаль. Даже Джинни со стержнем стальной леди через раз справляется, что уж говорить о других. Она поэтому почти не приходит к Джинни последние три недели.
Это видеть в глазах других еще терпимо, в глазах лучшей подруги — невыносимо.
Чтобы намекнуть на затянувшийся разговор, Гермиона многозначительно смотрит на часы.
— Знаешь, я побегу, наверное…
— Скажи, как такое бывает? — пытается увидеть ее эмоции Джинни.
И у нее не выходит.
— Что именно? — хмурится Гермиона, уже заранее сделав полшага назад, потому что полностью готова уйти в родной сердцу офис, чтобы утонуть в работе.
Джинни заводит за ухо волосы, не сводя с подруги взгляда.
— Человек становится призраком, хотя все еще жив, — произносит она.
Гермиона поджимает губы.
— О чем ты? — старается она ее понять.
Джинни сглатывает.
— Разве не это с тобой происходит, подруга?
Гермиона горько усмехается, глядя куда-то в сторону. Как же она устала от этого. Почему все не могут просто жить дальше, а не напоминать ей о случившемся? Почему все считают своим долгом выразить свое сочувствие, когда оно ей абсолютно никуда не впилось?
— Джинни, — выдыхает Гермиона и рисует улыбку, — я просто волнуюсь за Северуса. Это всё, — проводит она ребром ладони невидимую линию, взмахнув рукой. — Скоро Дейзи приезжает, на работе завал, дел не сосчитать. У меня просто нет времени на то…
Она захлебывается словами от негодования.
— У меня просто нет ни на что другое времени, — заканчивает она мысль и снова смотрит на наручные часы, в этот раз сделав первый шаг. — Мне пора, увидимся, Джинни.
Гермиона разворачивается на каблуках и направляется в сторону лифтов, едва подавив в себе желание закатить глаза. Мимо по-прежнему бредут волшебники, необходимо держать марку и продолжать глупые приветствия.
— Гермиона! — снова слышит она голос подруги.
Заставив себя остановиться, девушка оборачивается. Джинни в три шага подходит к ней. Волосы девушки дергаются от каждого нового шага. Замерев на расстоянии вытянутой руки, Джинни набирает в грудь воздуха.
— Пожалуйста, не закрывайся от меня, — чистосердечно произносит Джинни, спрятав подальше свою сложную натуру.
Ей тяжело даются такие слова, но она их произносит. Гермиона в этот раз улыбается почти искренне. Она видит беспокойство Джинни, оно почти витает в воздухе вокруг нее. Гермиона не понимает, почему она так волнуется за нее.
Она справится. Сейчас же я хорошо справляюсь, Джинни что, не видит?..
— Я и не думала закрываться, — мягко произносит она и понимает, что придется сказать кое-что еще, чтобы окончательно убедить подругу в том, что она в порядке. — Я заеду в выходной?
Джинни моментально расцветает на глазах, ярко улыбается и перекатывается с пяток на носки и обратно. Она неопределенно машет руками в воздухе, не зная, что сказать.