Сначала они боятся собственных мыслей, даже стыдятся их, старая закалка играет свою роль, а потом осознают, что тратят свою жизнь впустую, умалчивая о самом главном. Только в две тысячи четырнадцатом Рози рассказывает Гермионе о том, что они вместе.
Забавно только, что Гермиона это понимает раньше них самих.
Северус воспринимает новость сначала скептически, но не потому что имеет что-то против подобного рода привязанности, а потому что сходится Розамунд не с кем-то там, а именно с Ритой.
Северус не говорит об этом вслух, но Гермиона и сама понимает, что эта новость задевает его гордость и мужское начало. Будем честны, грех не расстроиться, когда после отношений с тобой женщина находит утешение в другой женщине.
— Я поэтому и приехала, — с лисьим прищуром смотрит она на Гермиону.
Девушка старается поудобнее сесть, потому что ее внезапно поражает укол тревоги. Только она понять не может, откуда он берется, потому что по тону Рози понятно — новость хорошая. Гермиона едва заметно морщится от очередной вспышки спазма.
Терпимо.
— Новость не для писем, — добавляет она.
Гермиона заинтересованно вскидывает брови, стараясь слушать разговор. На душе у нее становится неспокойно. Розамунд придвигается чуть ближе.
— Мы решили расписаться, — решает не томить ее Розамунд.
Гермиона охает в изумлении и тут же прикладывает ладошки ко рту, расширив глаза.
— Ох, Рози! — не верит она собственным ушам. — Я так рада! Так рада за тебя, дорогая!
Девушка тянет к ней руки, не замечая за приливом эндорфина усиливающихся спазмов, и Розамунд сама встает с места, заключая ее в объятия. Гермиона гладит ее по спине пару мгновений.
— Только все будет тихо, — выпуская ее из объятий, хочет сесть на место Рози. — Маленькая церковь, никакого пышного празднества, — поправляет она подушку на кресле, чтобы сесть удобнее, — из приглашенных только вы с Северусом и мой друг с работы. Мы с Ритой обе считаем его своим близким…
Розамунд не заканчивает предложение, когда поднимает на собеседницу глаза. Мысль теряется моментально.
— Гермиона! — встревоженно произносит Розамунд, тут же вскакивая с места.
Лицо Гермионы бледное, как полотно. От бешеной вспышки боли ей даже не удается закричать, она лишь беспомощно открывает и закрывает рот, хватаясь с остервенением за ручки кресла.
Пальцы на ногах девушки подгибаются, она пытается притянуть колени к себе, но у нее сводит судорогой мышцы. Из глаз брызжут слезы. И в следующее мгновение она набирает с хрипом в легкие воздуха.
Воздух заднего двора почти рябит от вспышки ее наполненного истинной болью крика, от которого у Розамунд замирает сердце. Птицы врассыпную бросаются из кроны тополя, что-то выкрикивая в ответ.
Возле дома с грохотом разбивается о каменную дорожку поднос с новым сервизом.
— Гермиона!
Возглас Северуса наполнен таким бешеным, чудовищным страхом, что начинают дрожать руки. Он мчит со всех ног к ней и почти падает рядом на колени. Розамунд, словно парализованная происходящим, лишь беспомощно делает шаг назад, освобождая ему место.
— Гермиона! Гермиона! — вопит он, истерично бегая по ней взглядом. — Можешь говорить?! Тебе больно?! Что мне сделать?!
Гермиона запрокидывает голову назад, изломляя губы в плаксивом оскале и зажмуривая глаза.
— Я… — задыхается она, стараясь произнести хоть что-то. — Он!..
Ее снова скручивает от вспышки спазма. Гермиона хватается за живот, не представляя, что ей сейчас сделать, потому что она даже не может связать двух слов в предложение. Ей надо в Мунго! Ей срочно надо в Мунго!
Как мне сказать им, что еще слишком рано!
— Что… кто, — Северус хватается в поисках опоры за сиденье кресла и тут же реагирует, опустив взгляд вниз. — Что это?..
Розамунд смотрит на кресло и его потемневшую обивку. И ее подбрасывает.
— Заводи машину, — резко произносит она, когда моментально выходит из оцепенения.
— Что? — смотрит он на Розамунд.
Женщина подходит к Гермионе и берет ее руку, перекидывая себе на плечо.