Литература, как и все последующие занятия, прошла как в тумане. Смутно помню девчонок-одноклассниц, допрашивающих меня, из-за чего мы поссорились с Максом, еще более смутно — свои вялые попытки огрызнуться и донести до них светлую мысль, что чужая беда — вообще не их дело, а так же ехидные усмешки слышавшего все это Белоусова
.
Зато я хорошо помню, что после занятий ко мне снова прицепился этот парень, Денис, заявив, что в таком депрессивном состоянии мне нельзя оставаться одной. Его не остановил ни грубый посыл нахуй, ни мой злой, раздраженный взгляд, ни то, что я, вообще-то, шла домой, чтобы через два часа выйти на подработку. Он увязался за мной.
Идя следом, он все тараторил что-то о том, что мне ни в коем случае нельзя унывать и вообще, все будет хорошо и Макс вернется ко мне снова, просто потому, что даже конченный подонок не может не понимать, какая я замечательная. Я слушала все эти бредни с выражением лица, ясно дававшим понять, с каким скептицизмом я отношусь к ним. Только вот Денис оказался непрошибаем и шел со мной до самого дома, казалось, совсем не замечая, что он не вызывает у меня ничего, кроме раздражения.
Хоть это радует. То, что я все еще способна испытывать раздражение, и все еще осознаю необходимость в подработке. Хотя без помощи Сп… Максима мой уровень жизни в любом случае упадет на десяток пунктов. Он раньше часто дарил мне какие-то не слишком дорогие (дорогие я бы не приняла), но красивые вещи, иногда покупал мне продукты и вообще вел себя как настоящий друг и близкий человек. Интересно, в какой момент все изменилось? Ведь не мог же он целых три года притворяться, верно?! Думаю об этом, и снова становится паршиво, а на глаза наворачиваются слезы…
Я жалкая. Я не поражаюсь его лицемерию, не ненавижу его. Я мечтаю о том, чтобы все это оказалось дурной шуткой или насущной необходимостью и все было как раньше, а ненавижу лишь себя. И даже этот парень, Денис, вовсе не отвлекает меня от отвратительной, всепоглощающей жалости к себе. Он просто раздражает. Добренький выискался. Не нужна мне чужая жалость, мне вполне хватает своей собственной! Жалости к себе, то есть.
Ему я, правда, об этом не сказала. Просто игнорировала. Забавно, но ему, казалось, ничуть не мешало мое отвратительное настроение и состояние. Он даже попрощался со мной перед тем, как я вошла в подъезд. А я с ним — нет.
Дома меня ждал пустой холодильник и записка от матери о том, что она доела пельмени. (Хм, значит она более-менее вменяема сегодня?) Пришлось тащиться в ближайший магазин у дороги и затариваться минимальным набором продуктов. Не то, чтобы я хотела есть — я вообще ничего не хотела, но съесть что-то было необходимо. Не хватало еще показать Спайку, насколько мне плохо на самом деле. Есть же у меня какая-то гордость? И так проревелась рядом с ним, рассказала о том, что о нем знаю… Хватит. Я слишком плохо себя контролирую, так нельзя. Даже если я в конце концов решу, что с этой жизнью пора кончать, то мои милые однокласснички должны узнать об этом только тогда, когда труп начнет разлагаться.
Потрясающе позитивные мысли для семнадцатилетней девушки, правда? Впрочем, это тоже никого не волнует. В магазине меня встретил сочувственный взгляд кассирши, работавшей здесь уже года три точно. Что, и она в курсе, что я с ним больше не общаюсь? Проклятие маленьких городов какое-то. Все обо всем знают. Я взяла рис, целую курицу, пачку зеленого чая с мелиссой, и какие-то уцененные яблоки по сорок рублей за кило. Штуки три или четыре. Нужны же нам с матерью какие-то витамины. Подумала и затарилась еще морковкой и луком. Набор «ужин нищенки» готов, так сказать. Я так питалась три года назад, до Спайка в моей жизни, рано осознав, что если я не выберусь из этого болота, то экономия будет моим вечным уделом. Лучше бы его в моей жизни и не появлялось. К хорошему быстро привыкаешь. Причем в моем случае это касается и материального, и духовного. Когда я расплачивалась, по лицу текли слезы, но на расспросы кассирши я отвечала так же «подробно», как и до этого на них же со стороны одноклассниц, так что она быстро оставила меня в покое.
А около дома я снова обнаружила вездесущего Дениса, будь он неладен. Парень увидел меня раньше, чем я повернула обратно в сторону магазина, чтобы провести там все время, что осталось до моего выхода на работу. Наверное, стоило бы поблагодарить его за то, что я могу испытывать какие-либо эмоции кроме жалости к себе, но мне хотелось, что он просто забыл о моем существовании. Раньше не замечал — пусть бы и сейчас продолжал в том же духе. Жаль, он не умел читать мысли, так что я услышала до отвращения радостное приветствие:
— Каштан! Ой, то есть, Влада. Привет еще раз. Ты же ушла домой, разве нет?
Я мрачно вздохнула, всем своим видом давая понять, что не обязана перед ним отчитываться: