Когда я к ней пришла, она обработала рану на моей ноге (я упала в яму, когда убегала от погони), накормила меня и разрешила остаться на пару дней. От этой женщины веяло материнским теплом, которого мне очень не хватало.
Анна рассказывала о своей жизни, и я в тайне мечтала сбежать в подобное место, как только закончу свое дело. Мои идеи она называла безумными, но совсем не осуждала.
– Если это то, что заставляет тебя вставать по утрам, тогда не отступай, – сказала она мне.
В тот день, когда я собиралась уходить, она вызвалась проводить меня. Мы вышли на дорогу и расстались, пожелав друг другу удачи. Пройдя какое-то расстояние, я заметила машину, в которой никого не было.
“Если здесь кто-то ходит, то он может увидеть Анну”, – подумала я и рванула назад.
Вдалеке я увидела, как Анна стояла, прижавшись спиной к дереву, а перед ней стоял мужчина. Я окликнула его, и он повернулся ко мне. Правую половину его лица украшал большой шрам, а глаза были настолько темными, что казались черными. Весь его вид говорил, что от него не стоит ждать ничего хорошего. В одной руке он держал винтовку, которую накинул на плечо. На лице Анны был написан ужас.
– Отстань от нее, – твердо сказала я.
– Знаешь, с кем ты говоришь? – бросил он мне.
– А мне плевать. Отпусти ее.
Он направил дуло винтовки на Анну. Я достала из-за пояса брюк пистолет, сняла с предохранителя и выстрелила три раза. Все это я сделала настолько быстро, просто на автомате, что не сразу поняла, что натворила. Мужчина повалился на землю.
– Маленькая мразь, – он схватился за раны на животе. Из его рта пошла кровь. – Сдохни, долбанная сука, – его рука потянулась к его оружию, которое упало рядом, но остановилось всего в нескольких сантиметрах. – Паскуда, – он перевернулся на спину и через считанные секунды перестал шевелиться.
Анна с ужасом смотрела на меня. Я смотрела то на нее, то на труп мужчины. Мое тело оцепенело, я будто приросла к земле. Анна продолжала молча таращиться на меня. Она боялась меня?
Я кое-как заставила себя сдвинуться с места, и ушла прочь, не имея ни малейшего понятия, куда я иду.
Я убила человека. Точнее спасла жизнь одного, но ценой жизни второго. Один поступок совсем не оправдывал другого. Я совсем не жалела того человека, дело было вовсе не в этом. Я стала убийцей.
Родители говорили, что больше всего хотят того, чтобы мы с Филом никогда не узнали войны. Но они знали, что это неизбежно, поэтому нас к нему готовили.
“Убийство человека – крайность. Это грех, раскалывающий и извращающий душу. Однако нужно признать: придет время сделать этот непростой выбор, нажать на курок. Я ни в коем случае не говорю, что этот выбор правильный. Но, к сожалению, если вы хотите выжить, он будет единственным. Что я могу вам сказать? Будет трудно, потому что я знаю, что вы хорошие люди, знающие, что такое человечность и сожаление. Поэтому вместо того, чтобы терзать себя, подумайте о том, сколько жизней вы этим спасете”, – рассказывал нам отец. Мне хотелось верить в его слова, но они никак не утешали. Кровь на моих руках уже ничем не отмоешь.
Все произошедшее легло на мои хрупкие плечи тяжелым грузом и тянуло меня ко дну. Я умру здесь, умру никем, и никто об этом не узнает. Никто не будет искать, потому что я никому не нужна. Даже мысли о брате не спасали меня. Вся моя авантюра казалась бессмысленной, недостижимой затеей. Я просто оттягивала неизбежное: меня нашли бы дома или в любом другом месте и итог был бы один – смерть. А ведь мне всего восемнадцать лет.
О чем мечтают девушки в моем возрасте? Наверно, о любви. А что я о ней знаю? Ничего. Мой единственный мужчина оказался тираном и причиной моей боли. Физической боли. Я снова ненавидела его, желание придушить его вернулось в десятикратном размере. Подонок, убежденный в том, что я должна лежать у его ног, повинуясь всем его приказам. Если бы в нем было что-то человечное, он бы меня уже отпустил. Почему я так быстро сдалась ему? Дело ведь было только в страхе?
Время тянулось неимоверно долго. Я не знала, день сейчас или ночь. По ощущениям, я находилась здесь уже больше суток, но я не была уверена. Было душно, вспотевшая кожа неприятно прилипала друг к другу. Мне хотелось пить.
Я засыпала и просыпалась вновь, не понимая, что сон, а что реальность. Я могла продержаться так около недели, но какая это будет неделя.
“Голодная смерть – это мучительно и долго”.
– Что ж, ты был прав, ублюдок.
Я привстала и начала барабанить дверь, но никто не приходил. За все время я вообще ничего не слышала. Были ли здесь вообще люди?
– Откройте! Выпустите меня!
Безысходность положения лишала меня всяких сил. Я скользнула вниз и вновь легла на пол.
– Пожалуйста, выпустите меня, – по щекам покатились слезы. Я потянулась коленями к груди и обхватила их руками. Тишину нарушали только мои всхлипы.
Кажется, я снова уснула. Мне снился чудной сон. Была ночь и кромешная тьма. Я лежала на каких-то камнях и чувствовала приближение неизбежного. Ко мне кто-то подошел сзади и схватил костлявой рукой за горло. Это была Смерть. Я чувствовала всем телом прохладу, исходящую от нее.
– Еще жива, – сказала она непонятным тоном. Это был вопрос или утверждение?
Прогремел гром и послышались голоса.