— Не вижу поводов для жалости, — раздражённо бросила калфа.
— Ну же, не злись. Тебе просто не понять, — Кютай начала счастливо улыбаться, вспоминая своё пребывание в Топкапы. — А меня Султан Сулейман заметил почти сразу и позвал к себе. Эта ночь была словно сказка, он отправил меня к себе, а наутро мне принесли подарки. Я вышла к простым джарийе в шелках, и навсегда запомнила их взгляды и вздохи — дай им силу, они растерзали бы меня всей толпой. И даже Махидевран Султан завидовала моей красоте, — Башира-калфа вновь взглянула на бывшую фаворитку Сулеймана: невзрачное, полное ромбовидное лицо с круглыми щеками и огромным носом совершенно не могли вызвать ничего, кроме желания отвернуться, не говоря уже о том, чтобы тягаться с королевским изяществом черкесской красавицы.
— Он тебя даже в своих покоях переночевать не оставил, чему же ты радуешься?
— Зато он позвал меня и на вторую ночь. Это редкое везение! Но Махидевран сломала мою судьбу и отправила сюда… — улыбка сошла с лица говорившей. — Только это ей не поможет, султан меня любит.
— Почему тогда он не помешал тебе уехать?
— Она всё так подстроила, якобы я у неё украла.
— И как тогда подтвердили твою вину?
— Эта змея подбросила ко мне свои серьги, — со слезами на глазах говорила Кютай-хатун.
— Не смей так называть Хасеки Султан. По-твоему ей делать нечего, кроме как ходить в покои к каким-то наложницам и подбрасывать драгоценности? — собеседница замялась, ей было нечего на это ответить. Она опустила взгляд. — Может ты и на самом деле… Одолжила её вещь? — Башира-калфа теперь и сама заинтересовалась этим разговором. — Обещаю, что я никому не скажу.
— Я… Они лежали в ташлыке. Я и не знала, кто их хозяин, клянусь!
— То есть ты не понимала, кому могли бы принадлежать дорогие серьги? — перебила её калфа.
— Кто бы ни был! Они были такими красивыми, а в гареме тысячи девушек, любая теоретически смогла бы их забрать. Я поднесла серьги к ушам и ощутила себя настоящей султаншей. Рубины и аквамарины так подходили к моему лицу, что сомнений не осталось — султан увидит меня такой и больше никогда не забудет!
— И ты не поняла, что это — ловушка? — госпитальерка на мгновенье искренне проникалась сочувствием к наивной и бесхитростной девушке. — Видишь же, что не твоё, так зачем брать?
— Я очень об этом жалею, Башира! — гречанка начала плакать. — Вот так мелкие поступки и чужая зависть рушат судьбы! Я не такая, как они: не вижу интриг и не могу бить в спину. Но я люблю султана, хочу родить ему шехзаде и султанш, быть заботливой матерью… Раз уж моя судьба привела меня в гарем. Раз уж сама об этом не мечтаешь, то помоги хотя бы своей подруге, — Кютай-хатун жалостливыми блестящими глазами смотрела на калфу. Та же лишь тяжело вздохнула: какая она ей подруга? Ни капли доверия эта женщина не вызывала.