Я почувствовал, как кто-то толкает меня в плечо и, раскрыв глаза, я увидел склонённое девичье лицо так низко, что почувствовал её сладкое дыхание.
— Марк.
Она улыбнулась и села рядом на самый краешек.
— Вставай, многие уже покинули вагон, а я ждала, пока ты проснёшься. Ты слишком долго спишь. Поезд никуда больше не поедет, и скоро он развернётся и поедет обратно в Москву. Если ты не хочешь возвращаться, то пошли.
Я молча встал, собрав скромное количество своих вещей и прихватив вещи Полины, пошёл к выходу.
========== Вишнёвое приключение ==========
Станция, на которой мы вышли, состояла из двух коротких платформ.
За той, на которую прибыли мы, начиналось возвышение похожее на не очень высокие горы.
Было жарко, солнце ослепляло, а пыльный железнодорожный запах раздражал обоняние.
— Подождём электричку или пройдёмся до деревни?
Полина уже вовсю изучала расписание, наполовину стёртое и зашарпанное.
— Давай пройдёмся до деревни. Через сколько придёт электричка?
— Через полтора часа, — сказала она и пошла вперёд, не дожидаясь моего слова.
У меня был рюкзак и небольшая сумка через плечо. У Полины также был рюкзак чуть больше моего, маленький чемодан, и я даже не понимал, какого он цвета, потому что он весь был усеян различными значками, а ещё у неё имелась небольшая сумка, странной, полукруглой формы, похожей на переноску для животных, но в разы меньше. Я знал, что именно в ней жил Семён, и она очень бережно к ней относилась, словно к хрустальной.
— А сколько твоей крысе лет? — спросил я.
— Два года, он очень старенький.
Я удивился, потому что мне казалось, что крысы долгожители. Но Полина мне рассказала, что домашние крысы живут недолго, и два года — это для них уже глубокая старость. Позже она мне рассказала, что бывают домашние крысы-рекордсмены, которые живут и по четыре года, но ни одна из её крыс столько не жила. Так я узнал, что Семён у неё не первый, и эта обаятельная крысолюбительница снова вызвала у меня улыбку и странные, тёплые чувства, разливающиеся по моим венам.
Мы не дошли до деревни.
Полина остановилась около какого-то обшарпанного зелёного забора, за ним была черешня, и её было так много, что ветки прогибались от тяжести ягод.
— Давай нарвëм? — повернулась она ко мне с каким-то хитроватым прищуром.
— Давай.
Мы поставили все наши вещи недалеко от забора, и я, показывая свою природную ловкость и гибкость, забрался на забор.
Полина дала мне кепку, и я заметил, что она точно так же, как и чемодан, вся усеяна значками. Назойливая мысль, которая поселилась у меня ещё несколько часов назад, снова свирепо закричала: «А может быть, этой девчонки нет даже восемнадцати лет, хоть бы ей было хотя бы семнадцать».
— А если она испачкается ягодами? Это сложные пятна… — но Полина, махнув рукой, перебила меня.
— Ерунда, с изнанки никто не увидит, — весело и беззаботно ответила она.
«Ну точно семнадцать лет», — подумал я и потянулся за тяжёлыми ветками, усеянными крупной и скорее всего сладкой ягодой.
Я нейтрально относился к этой ягоде, и если бы не Полина, то даже не взглянул бы на этот плодоносный сад, прошёл бы мимо в поисках в деревне, магазина и чистой питьевой воды.
Но эта девочка с её весёлым, лёгким взглядом заставила сделать какой-то несвойственный для меня поступок, и вот я уже балансирую на одной ноге, вторая служит опорой, и пытаюсь набрать ей самых крупных и спелых ягод.
Но, как всегда бывает в историях подробного жанра, мы услышали громкий, настойчивый лай пса и, кажется, у этого пса был хор.
Мне показалось, что собаки не две, даже три. Собачий топот, прыжки, фырканье, рычание и нескончаемый лай. Нет, не показалось, их действительно было три.
— Бежим! — громко и весело крикнула Полина.