— Не надо. Не говорите. Ничего.
— Тристан! Ты не можешь уйти! — Саймон визжит, проталкиваясь мимо меня так быстро, что я отшатываюсь в сторону. В третий раз за сегодня я удивляюсь, когда этот маленький ребенок бросается к ногам Тристана, крепко обнимая его, и мое раздражение исчезает, когда Тристан опускается на колени, чтобы оказаться на одном уровне с лицом маленького мальчика, и стирает пятно грязи с его щеки.
— Ты был в туннелях весь день? — спрашивает он.
Саймон кивает.
— Да, не сердись. Я просто... — он наклоняется и понижает голос. — Когда другие дети видят меня, они смеются. Они злые.
Мое сердце бешено заколотилось, когда костяшки пальцев Саймона побледнели там, где он держит свой игрушечный меч. Я перевожу взгляд с него на Пола, выражение лица которого отражает чувства, плавающие внутри меня — хотя, когда он замечает, что я наблюдаю, он стирает эмоции со своего лица и поворачивается лицом к плите.
Тристан откидывается назад, его ноздри раздуваются, его покрытые венами руки с безымянными пальцами крепко сжимают плечи мальчика.
— Ты лев. Не так ли?
— Да-да, — он фыркает.
— Точно. А те дети? Они — овцы. Мы никогда не позволяем себе заботиться об овцах, Маленький Лев. Ты понимаешь?
Саймон кивает.
— Ты лучше, чем они когда-либо будут, — бормочет Тристан, постукивая мальчика пальцами по подбородку.
В моем горле завязывается узел, что-то тяжелое и теплое оседает в груди и вырывается наружу, как дым, расходящийся по венам и согревающий каждую частичку меня.
Тристан встает, гладит рукой макушку Саймона, а затем смотрит на меня.
— Пойдём, Маленькая Лань. Не хотелось бы заставлять Вашего нового мужа ждать.
11.Тристан
— Ну так что, чего хочет Ваш брат?
Я бросаю взгляд на леди Беатро, пока мы идем по длинному коридору. В Саксуме необычайно яркий день, облака разошлись настолько, что сквозь витражные окна пробиваются маленькие лучи солнца и рассыпаются по ее коже. Мои пальцы сжимаются, желая схватить карандаши и набросать видение.
— Он — король. Ему не нужно ничего хотеть, чтобы получить это.
Она ухмыляется.
— Вы говорите с горечью.
— Правда?
— Немного, — её плечи поднимаются. — Ну так?
Моя грудь вздымается, когда я вытаскиваю косяк из-за уха и кладу его в рот, мой язык щелкает по краю, перекатываясь по губам. Мои личные наставники называли это оральной фиксацией, прямо перед тем, как пытались выбить у меня сигарету, говоря, что принц не должен ходить с чём-то во рту, это некультурно. Я пытался объяснить, что это помогает мне успокоиться, отгоняет навязчивые мысли и тревогу, бурлящую в моем нутре, как рагу. Но им было все равно, что я чувствую, главное — как я выгляжу.
— Теперь мы друзья, Маленькая Лань? — спрашиваю я.
— Перестаньте называть меня так.
Она бросает на меня взгляд, и мое сердце колотится от радости, что я её разозлил.
— Вы очень требовательная. Кто-нибудь когда-нибудь говорил Вам об этом?
— А Вы грубый, — отвечает она.
— Это не выдающееся качество для королевы-консорта, — продолжаю я. — Возможно, Вам стоит поработать над этим, пока не начались курсы этикета, и они не выбили из Вас это.
Ее шаги затихают, и она останавливается, поворачиваясь ко мне лицом.
— Выбьют... — её голос прерывается, когда она смотрит на меня, и я чувствую, как в воздухе нарастает напряжение еще до того, как ее взгляд цепляется за мой шрам. Оно стягивается вокруг меня, пока мои легкие не сжимаются, но я наслаждаюсь дискомфортом.