Брук честно старалась переваривать ту информацию, что сидящая напротив блондинка вываливала на неё. Но все слова доходили, словно сквозь толщу воды. Не такую историю она рассчитывала услышать… Как говорила когда-то Алекс, у неё рвался шаблон за шаблоном. Как обои, которые слой за слоем клеили друг на друга, только вот сейчас остались лишь голые стены.
— Ладно, тогда… — голос девушки стал непривычно хриплым. — Последний вопрос. С чего это вдруг ты захотела меня увидеть?
Амелия бросила на неё удивленный взгляд, и Стоун бы ему поверила, если только не одно «но» — точно так же она сама смотрела на приемных родителей, когда что-то натворила и пыталась прикинуться невинной овечкой.
— Брось, Амелия. Я далеко не дура. Ты же не просто так ввела в базу данных тест на отцовство, правда?
Женщина в задумчивости поставила бокал на стол.
— Смекалистая… Да, я просто… — она избегала смотреть дочери в глаза, осматривая с особым усердием интерьер комнаты. — Это сложно объяснить. Надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь. Просто в один день я осознала, что никакой алкоголь не зальёт моего одиночества. И я вспомнила, что когда-то у меня была дочь. Интересно было посмотреть, какой ты выросла спустя столько времени. Я не собиралась приближаться к тебе, честное слово. Ну, а потом… — Амели запнулась, будто подбирая более подходящие слова. — Вся та история со Старком. Я испугалась и убрала практически всю информацию о себе и тебе из архивов, убрала своё имя из графы «родители». Конечно, Тони уже знал, что он твой отец, но я не могла допустить, чтобы о тебе узнал кто-то ещё…
— Так, хватит! — Брук резко поднялась. Голову сжимало невидимыми тисками, замедляя ход мыслей. — Твоя забота была лишней, — девушка говорила тихо, но её слова звучали четко. — Спасибо, что ответила на вопросы. Надеюсь, мы больше никогда не пересечёмся. Можешь спокойно продолжать жить, словно ты обо мне никогда не знала.
Стоун стоило огромных усилий, чтобы спокойно выйти из гостиной, а не выбежать. Сейчас у неё было только одно желание — скрыться где-то далеко, чтобы не было ни единой живой души вокруг, выораться так, чтобы было слышно аж на другом конце континента. И никакому логическому объяснению это желание не поддавалось. У неё были ответы, обретённая «мать», но почему-то от этого чёртового тянущего чувства в груди становилось ещё противнее. Хотелось усесться где-нибудь в уголке и расплакаться. Даже нет, разреветься. Потому что сильно много всего.
Слишком большой напор.
Спокойным шагом дойдя до ворот, Брук пришлось остановиться. Вдох не привёл бушевавшие мысли в порядок да и чувства, к слову, тоже, — разве что подавил рвавшийся наружу всхлип.
Она же не заплачет, верно?
Стив стоял к ней спиной, присев на сиденье мотоцикла. Девушка, поддавшись порыву, обернулась, уже наперёд зная, что Амелия следит за ней из-за шторы. Этот липкий, оценивающий взгляд… Пронизывающий. Брук сразу же захотелось смыть его с себя, оттереть, содрать с кожей.
Ещё один вдох и теперь она уже увереннее зашагала к другу. Почувствовав движение за спиной он обернулся и вытащил наушники.
— Ну, как прошло?
Дерьмово, Стив… Я снова почувствовала себя игрушкой, которую таскают туда-сюда с чердака. Захотели — поигрались, надоела — отложили до лучших времен.
— Её зовут Амелия, Стивен. Женщину, что родила меня, зовут Амелия, — сказала девушка и выдавила из себя подобие улыбки.
Он, казалось, все понял без слов. Стив быстро преодолел расстояние между ними и заключил Брук в объятия. А она, не сдержавшись, уткнулась ему в грудь и расплакалась. Горько и по-детски, громко всхлипывая и обнимая его в ответ.
Потому что это была её минута слабости. Тот самый переломный момент, когда не было сил сдерживать истерику.