Пускай кровная связь влияет на мой разум и тело, из-за чего мне слишком легко делать то, что в здравом уме я бы не сделала никогда. Но она не может вытеснить мою любовь к Трейсу. Он всё ещё занимает главное место в моём сердце.
Он элегантно склонил голову, принимая мой ответ. Когда он снова поднял на меня глаза, в них было что-то хрупкое и уязвимое. Что-то, задевшее тайную часть меня.
— А что насчёт меня, ангел? — спросил он и оттолкнулся от двери, подходя ко мне. Он снова опустил голову, проникновеннейшим образом глядя мне в глаза. — Могла бы ты полюбить меня так же, как его?
У меня перехватило дыхание, словно из комнаты выкачали весь воздух.
Могла бы я полюбить Доминика?
Я медленно прокрутила этот вопрос в голове, задумчиво скользя взглядом по Доминику.
Нельзя отрицать, что Доминик Хантингтон горяч вплоть до того, что «мысли путаются», «коленки подкашиваются при виде него», «готова продать душу за один поцелуй». И меня влекло к нему с первой нашей встречи в баре «Всех Святых». Здесь всё просто и понятно. Но у него есть и другая сторона. Очень важная. Та, которую я ненавижу и желаю одновременно. Начиная с его наглых фразочек и заканчивая взглядов, полных обожания, которые я несколько раз ловила на себе.
Для меня он загадка, о которой дано ровно столько подсказок, что хочется узнать больше и больше. Он бросал мне вызов, бесил, доводил до истерики и ни разу не пытался исправить, потому что не считает нужным.
Для него я идеальна такой, какая я есть.
— Да, я могла бы полюбить тебя, — мой голос прозвучал едва ли громче шёпота.
Сложнее всего было заставлять себя ничего к нему не испытывать, подавлять чувства. Эта внутренняя борьба, одерживать победу в которой, с каждым днём становилось всё тяжелее. Сколько бы я ни отталкивала его, он каким-то образом только укреплял позиции в моём сердце.
— Полюбить тебя было бы очень легко, — призналась я и сразу же опустила глаза, осознав, что только что сказала.
Он приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть на него. На его лице застыли тени и лунный свет — безупречное отражение его сущности тёмного ангела.
— Скажи это снова, — произнёс он.
Но мои губы не слушались. Признаться вслух один раз было уже чересчур для меня.
Сжав руки на моей талии, он мягко развернул меня и подтолкнул к двери. Мы уже не просто наедине в гостевой спальне. Мы одни в целой вселенной, и друг от друга нас отделяет лишь тонкая ткань одежды.
— Скажи это ещё раз. Прошу.
Мне бы не хватило никакой силы воли, чтобы отказать ему в этот момент. Не тогда, когда он смотрит таким взглядом, так жадно и уязвимо, стоя в опасной близости от меня.
— Я сказала, что это совсем несложно… полюбить тебя.
Глаза Доминика сверкали чем-то прекрасным и неземным, и моё сердцебиение участилось. Я боролась с желанием прижаться к нему сильнее.
Проводя костяшками по моей щеке, он смотрел на мою грудь, будто видел, как изменился ритм биения сердца, а затем снова поднял глаза на меня. Я накрыла сердце рукой, боясь, что оно проделает дыру в груди.
— Нет, не надо, — он отвёл мою руку в сторону. — Я живу ради этого звука, ангел.
Комната внезапно перевернулась вверх дном, и меня дико тянуло к нему: стать ещё ближе, упасть к нему в объятья и никогда больше не бороться с собой.
Всё зашло слишком далеко, и я не знаю, как из этого выбраться.
— Я же просила не говорить со мной так.
— Это выше моих сил, ангел.
— Ты опять это делаешь.
Уголок его губ приподнялся в кривой ухмылке, одной из самых притягательных, и моё сердце снова забилось как бешеное.
Это неправильно. Как же это неправильно…
— Пожалуйста, Доминик… Прекрати. Всё это нужно прекратить, — мой голос стал тоненьким и отчаянным, совсем не похожим на мой.
— Почему? — спросил он и затем нахмурился. — Мы ничего такого не сделали, ангел.
Формально нет, но мы явно балансируем на краю пропасти, из которой нет возврата.