Да, ей было больно, словно ядовитые стрелы пронзили её насквозь, жаждущие больше мучений, она лишь хотела взаимности, а теперь это только во сне станет действительностью. Так пожелали звёзды.
От девушки пахло звёздами, её волосы щекотали ему щёки, и они приятно касались кожи, приятные и шелковистые, а бархатная ткань одежды заставляла тонуть в наслаждении, немного касаясь оголённых плеч, её кожа была мягкой, но по-прежнему холодной, как сам лёд.
В этих первых объятьях с путешественницей он почувствовал что-то очень странное, исходящее словно от её тела, оно кричало громче ветра и грома, как будто хотело что-то сказать, и он медленно начинал понимать…
Затем его рот приоткрылся, и тот еле сдержал громкое удивление, глаза широко забегали по сторонам, а сам слегка вздрогнул.
Эти прикосновения напомнили ему те чувства, которые она так тщательно держала в себе, не давая и капли намёка, он смог понять, что они означают, поэтому долго не мог прийти в себя. Все догадки сложились в единый пазл, включая и нелепые слова на не трезвую голову, несмотря на их глупость, они стали главной зацепкой и сотым ключом.
Ветер чётко шепнул ему на ушко, что путешественница…
— Ам-м.. слушай… кхм, — она отпустила его. — прости, в последнее время я ужасно себя веду, нагрубила тебе, устроила тут… скандал, ха-ха, — лживый смех.
— М? А, не вини себя, это я неправильно выразился, ты просто не так поняла, да и всё равно я этого заслужил.
— Я-я не про это…
Кадзуха заинтересовался.
— Я так безрассудно ворвалась в твою жизнь и начала ставить свои законы и правила, совсем не думая о тебе, если тебе нравится Фишль, то… я могу только порадоваться за тебя, не более… — если бы только она умела управлять временем, то сделала бы совсем по-другому. Может, она просто не успела? Это только сильнее погрузило в отчаяние…
Он немного помолчал, ведь до сих пор не мог прийти в себя.
То, что прошептал ветер — открыло ему глаза, всё это время его старания не обходили стороной, только улучшали отношения и вставали на новую ступень их общей лестницы, где стараются оба. Ему стало обидно, досадно и печально, что не смог заметить этого раньше…
— Не говори так… — тяжесть сдавливала грудь.
Сможет ли он всё исправить? Он хотел в это верить.
Её действия, её слова дали большую надежду, теперь он смог увидеть, что она тоже видит в нём не просто друга для посиделок под ночным небом, не просто объект для разговоров… поверить в это было трудно, тревога настигла страшным потоком, что Кадзуха мог просто не успеть, или вовсе упустить это момент для признания с уверенностью. Его это так огорчало.
Если бы только он смог узнать всё совсем немного раньше, то в их истории и не было имени Фишль, не было этих ссор, недопониманий и вранья. Он хотел как лучше, а получилось всё совершенно наоборот.
Он попросту не мог увидеть в ней прощения за весь этот спектакль, который сам же и устроил, может она и твердила, что уже не злиться на него и поверила, но этого было мало. Хотелось глаз, где бы виднелись её настоящие чувства.
— Мне правда жаль… — уже не помнил, в какой раз это говорит.
Стало так тяжело на душе, что если бы он только мог, то упал тяжким грузом в воду и желал забыть всё то, что натворил своими руками.
— Ты.. уже говорил это? Хах, я поняла.
Ей тоже было странно ощущать всё это.
Между ними пробежала яркая искра, где их чувства объединились в одном понимании своих же действий, где юноша стал инициатором, а девушка слишком многого хотела и это подвергло их обоих к такому исходу, где никто не мог сказать то, что их давно тревожит, даже не смотря на то, что Кадзуха уже знал о её чувствах, но этого было мало для такой смелости.
Словно атмосфера изменилась, и теперь их окружала неловкость.
После долгого молчания, Люмин не знала, что сказать и в принципе что делать.
— Кхм, э-э-э… уже довольно поздно, — она посмотрела на небо, где луна медленно покидала середину. — Думаю, пора возвращаться, — ей казалось, что это правильное решение.