— Я не могу оставить тебя в таком состоянии, Малфой! — она зашипела на него, уперев руки в бока, глубоко раздосадованная тем, что он продолжал сидеть с закрытыми глазами.
Впрочем, это была не совсем правда.
Она могла оставить его в таком состоянии. Вернуться в свое общежитие и забыть, что она когда-либо видела его таким.
На самом деле, какая-то довольно существенная часть ее постоянно предлагала уйти и притвориться, что она ничего не видит. Это была та часть, которая постоянно напоминала о роли его и его семьи в войне и смерти Дамблдора, а также мучениях, которые он причинил в прошлом. Та же часть также постоянно указывала на то, что у парня была темная метка на руке, которая практически кричала вслух, что он думает о ее наследии и крови.
Но в этот момент Малфой выглядел таким уязвимым и безобидным, что даже если он пытался компенсировать это, хмурясь и огрызаясь на нее, она не могла просто полностью игнорировать его. Ее глупый альтруизм просто не позволял ей уйти.
— Я никому не скажу, но, по крайней мере, позволь мне попытаться вылечить твой нос, — пробормотала она, придвигаясь ближе к нему, несмотря на его протесты, — здесь так много крови, неудивительно, что ты вырубился раньше!
— Осторожнее, Грейнджер. Похоже, тебе будет не все равно, если я умру, — мрачно усмехнулся он, все еще не открывая глаз и не осознавая, насколько обиженной и расстроенной выглядела шатенка.
Были вспышки ее предыдущего кошмара, и она почувствовала желание заплакать, но ее нежелания казаться слабой в присутствии Малфоя было достаточно, чтобы проглотить комок в горле.
— Мне было бы не все равно, — этот идиот не заслуживал ее сочувствия, но она все равно сказала ему правду. — Слишком много людей погибло на войне. Кровопролития и так было достаточно, не думаешь?
Последовала многозначительная пауза, и Гермионе пришлось дважды проверить его дыхание, чтобы убедиться, что он снова не потерял сознание, но затем он снова начал тихо бормотать.
— Не важно, что я думаю. Я был на той стороне, которая проиграла, — он изо всех сил попытался пожать плечами, но это выглядело как странный спазм. — Как бы то ни было, твои друзья не согласны с тобой, Грейнджер. И они думают, что у меня еще много крови, чтобы пролить ее.
— Сейчас я вылечу твой нос, — быстро сменила она тему, стараясь не зацикливаться на его словах. Для собственного спокойствия она решила, что лучше не выяснять, кто это с ним сделал. Если только она не была готова сражаться за честь Малфоя (а она не была), она мало что могла сделать с той информацией, которую получила бы. Оно того не стоило, во всяком случае, пока.
— А потом ты уйдешь? — спросил он, хмыкнув и слегка дернув уголком губ.
Не отвечая ему и не давая никаких дальнейших предупреждений, Гермиона исправила его нос опытным эпискеем, заживив для верности разбитую губу и ушибленный глаз. И к его чести, она поняла, что этот легкий визг был скорее от удивления, чем от настоящей боли. Она не могла не заметить большой разницы между этим трезвым Малфоем и плаксивым мальчишкой, каким он был, когда получил царапину и удар на третьем курсе.
После минутного тщательного обдумывания она также очистила его лицо от крови, хотя и решила оставить его рубашку все еще запачканной, так как в конце концов они не были друзьями и ей было все равно, что он ходит в своей одежде, как на месте убийства.
Он даже не потрудился поблагодарить за исцеляющие чары, и, судя по тому, как он все еще хмурился и отказывался открывать глаза, она знала, что он никогда не признает ее усилий помочь.
Тем не менее, ее кровоточащее сердце все еще пело о сострадании и прощении (две вещи, в которые она начинает верить, это то что Малфой действительно не заслуживал, если и дальше собирается продолжать вести себя как придурок), и она хорошо знала, что он не присутствовал ни на одной трапезе в Большом зале, если подумать, то в последнее время стол Слизерина был, безусловно, самым пустым из всех факультетов, и было болезненно очевидно, что Малфой не заботился о себе так, как должен.
Сначала она подумала, что он просто избегает сплетен и приглушенных разговоров, которые, казалось, следовали за Малфоем, куда бы он ни шел. Но теперь, когда девушка увидела его в таком состоянии, она не могла не задаться вопросом, может быть, он не ел, потому что чувствовал угрозу.
— Оставайся здесь, я принесу тебе поесть, — вздохнула она, решив, что если она уже начала заботиться о нем, то может пойти до конца.
— Милый Салазар, с каких это пор ты превратилась в ворчливую бабушку? — рявкнул Малфой со смехом, не обращая внимания на ее размышления.
— Я все равно собиралась на кухню, — солгала она, вставая со своего места. — Это не проблема.