Девушка сделала над собой усилие, разжала руки на простыне, обхватив спину Макото ладонями. Адреналин, бушущий в крови, вынудил провести наманикюренными ноготками вдоль позвоночника Сэма; царапины от ее рук точно останутся.
Макото прижался лбом к её голове, убрал ладонь от лица девушки. Агата жадно вздохнула и практически сразу наткнулась на губы Сэма:
— Поцелуй меня, — приказала девушка, и он не стал перечить. Резво скользнул в рот Харрис, — та нисколько не сопротивлялась — и провел языком по внутренней стороне нижней губы.
Это стало апогеем. Агата разорвалась на миллионы осколков подобно перегретому стеклу; её тело затряслось, как в лихорадке, а сама девушка застонала в рот Сэму.
Плевать уже на всё — и на царапины на его спине, и на пару часов их знакомства, и на соседей, что пожалуются завтра друг другу на шум.
Ей нужно было кончить, почувствовать финал Макото собственным телом…
И ей это удалось.
***
Обычно после безумного секса, от которого сносит крышу, внутри остается чувство какой-то опустошенности. Словно разовая связь вытягивает собою все силы, эмоции. По крайней мере, так говорила Агате одна из её «лучших подруг», которая едва ли не каждую пятницу находила себе нового ухажера.
Харрис слушала её россказни внимательно, но никак не могла понять, как можно чувствовать такое после… такого!..
Теперь понимала.
Нью-Йорк никогда не спал, и в ту ночь Агата не спала вместе с ним. Пару раз ей удавалось задремать, но чужая кровать, мужское тело за спиной и дыхание его никак не располагали к спокойным сновидениям. Поэтому Харрис следила, как медленно поднималось солнце над бывшей столицей Америки.
Мысли в голове гудели, но были не громче звонка, поступающего на телефон в вибро-режиме. Ведь Агата всё с собой обговорила; это — разовый случай. Первая и последняя попытка одноразового секса, первая и последняя ночь в чужой кровати, а вместе с тем далеко не первая, но, как надеялась сама Харрис, последняя ночь для этой безбашенной студентки, в которой бы никто и никогда не узнал старую Агату Харрис.
Тетушка была права: Америка сносит голову. То, что неприемлемо в Старом Свете, здесь норма, и противиться этим нормам не смогла даже воспитанная в строгости и чопорности Агата. И, может, в самом начале третьего курса, её опьянило это чувство вседозволенности.
Но нужно понимать, что после опьянения всегда приходит похмелье.
А после секса «возлюбленных» ждёт пустая кровать.
Она осторожно поднялась с постели, когда небо стало окрашиваться в оранжевый. Старалась ступать тихо, чтобы не разбудить лежащего Сэма. Пришлось постараться, чтобы найти разбросанные по квартире вещи; нижнее белье нашлось возле самого окна, лакированные джинсы долетели лишь до кофейного столика, а куртка вообще валялась у порога.
Изнутри её кольнуло иголочкой стыда. Наверно, совесть, усыпленная вчерашним алкоголем и пережитым стрессом, медленно просыпалась и теперь начинала свои терзания. И никому не было известно, когда она решит, если не заткнуться, то хотя бы возмущаться потише.
Агата дёрнула щекой и медленно потянула молнию брюк наверх, чтобы та не взвизгнула слишком громко.
Собрала спутавшиеся за ночь волосы в хвост, похлопала себя по карманам курточки, проверяя телефон и банковскую карточку. Вроде, все на месте. Она посмотрела на себя в зеркало: макияж совсем размазался, но у Харрис не было ни косметики под рукой, ни времени на наведение красоты.
В комнате заскрипела кровать, и у Агаты замерло сердце. На мгновение Харрис даже перестала дышать; осторожно, будто боясь сделать лишнее движение, она выглянула из-за стены.
Сэм не проснулся, просто перевернулся во сне с бока на спину. Девушка протяжно выдохнула через нос; спина покрылась испариной, словно она только что прошлась по канату, натянутому над пропастью.