— Неужели не попробуешь?
— Попробую, — буркнула Анна, но быстро для себя решила, что в туалете спрячется до самого десерта. Потом, при танцах, тихонько смоется на улицу, где постоит и воздухом подышит до тех пор, пока бандиты и их проститутки не начнут разъезжаться.
Раньше, чем со стороны кухни показались официанты, вкатывающие под оглушительные аплодисменты еду, Князева всё-таки поднялась с места. Она почувствовала, как на полуобнаженные лопатки вешались чужие взгляды, почти что злые, и шла, умоляя судьбу, чтобы никто не окликнул её сейчас — в миг, когда неистово злилась на любое слово в свой адрес.
Но два крепких официанта, каким место было на лесоповале, направились к столу жениха и невесты, высоко неся поднос с зажаренной птицей. Их появление привлекло всеобщее внимание, и сразу пропал интерес к девчачьей фигурой, скрывшейся в узком коридоре.
До поворота Анну проводил только один взор.
Туалет был пуст. Аня специально прошлась вдоль кабинок, наклоняясь и проверяя в прорезях между дверьми и полом наличие теней, отброшенные чьими-то ногами, чтобы быть уверенной, что потом её никто врасплох не застанет случайно.
Не запираясь ни в одной из кабинок, Князева подошла к длинному прямоугольному зеркалу во всю стену. Осмотрела себя, потрогала волосы — все ещё сырые. И на уголке губ, всё-таки, остался ещё след от помады, что ни то заново смазалась, ни то никак не оттиралась с самого утра.
Анна перевела дыхание, убивая желание кинуть чем-нибудь тяжелым прямо в зеркало.
Мама, как же всё злило!.. Осознание, что, по сути, она делила стол с теневыми преступниками, что с ними разговаривала и, вероятно, вела себя не совсем почтительно, натягивало нервы до состояния каната: кажется, чуть сильнее дёрни — и они затрясутся от напряжения.
Князева чувствовала себя загнанной в клетку к волкам, что долгое время носили на себе бараньи шкуры. Гости, приглашенные на свадьбу, в ЗАГСе казались безобидными, дружелюбными, «своими а доску», но теперь случайным взглядом вызвали у девушки дрожь от шейного позвонка и ниже.
И что теперь делать? Что Белому говорить? Как с ним вообще вести себя, не каменея от родственного объятья?
А как сказать, что всё-таки в Ригу планирует после выходных уезжать? Вдруг не пустит?..
Будто чьи-то руки сжались возле горла, безжалостно душа. Князева взгляд подняла, резко прокрутила вентиль холодной воды, руки намочила и по шее себя постучала. В слепой надежде, что хоть это успокоит, вернёт покой, она и запястья почти что льдом окатила. Умылась бы, да макияж смывать жаль.
И как вообще докатилось до того, что она вдруг Белова стала бояться?.. Действительно дрожала от его имени, которое раньше только улыбку вызывало, а теперь ощущала себя соплячкой, попавшей в разборки итальянской мафии.
Хотя, так, наверно, и было. Только мафия была не итальянской, а русской, что звучало ещё более жутко.
— Ну, вот и куда ты пошла?
Анна к двери обернулась и, признаться, не удивилась, увидев заходящую маму. Она дверь за собой прикрыла, подошла к раковине и чуть толкнула дочь бедром, умывая руки, но сразу же вздрогнула и зашипела, словно вместо воды из-под крана текла кислота.
— Что, горячей воды нет?
— В себя прихожу, — очередным враньем ответила Князева на первый мамин вопрос, вытерла руки о собственные колени, не прикрытые коротким платьем. — Всё в порядке.
— Вот «это» ты можешь своим балтийским подружкам затирать, — громким шепотом сказала мама и вдруг развернулась лицом к Ане. Она дышать перестала, когда осознала, что от разговора не сбежит никак.
Повезёт, только если вдруг сердце внезапно остановится.
— А меня ты не проведешь, — прищурилась мама. — Что за муха тебя укусила, что ты ни живая, ни мёртвая ходишь? Тем более на свадьбе. Всех миной своей кислой пугаешь только.
— А ты не понимаешь? — Князевой показалось, что от слов матери у неё в груди зажегся бикфордов шнур, который, того и гляди, дотла сгорит, оставив после себя лишь пепел. Так же шипя, едва не срываясь, Анна задала риторический вопрос: — Саша, наверно, лотерею выиграл, что на такую широкую ногу живет. И люди все эти ружья и квартиры ему дарят, потому что наследство обналичили?