Но Пчёла, помолчав короткую долю минуты, осознал, что его вялотекущая реакция ни к чему не приведет, как и не смогла привести к разумному итогу и осенью девяносто первого года. Что ж, можно удостовериться, что всё не назло и правильно. И…
С какого… ветра, твою мать, эта новость окружена неоправданной таинственностью?! Что он должен всем доказать? Что ему также, как и мужу несчастной Луизы фон Каульбах, на всё по барабану?!
Наплевать?
Тебе никто никто не поверит, Витька…
Но Пчёла не теряет задора в голосе.
— Уж не хочешь ли ты сказать, сестрица, что я как-то к этому причастен?
Видеть бы сейчас удивлённое лицо Лизы…
— Не приписывай себе чужих заслуг!
— И не надо, тёть Лиз, не надо. Не передёргивай, не переживай за меня!
— Ты дубасишь лбом закрытые двери, а меня не должно это настораживать?
— Разберусь, на том порешим, неугомонная! — чуть повысив интонации, Пчёла просит сестру о насущном. — Скоро приеду. Коса ещё раз предупреди, чтобы кто-нибудь встретил. Фанфары пусть не достают, но аплодисментов будет достаточно!
— Тебе в Германии всего этого не хватило? — в способности Вити находить приключения любого разряда Лиза не сомневалась.
— Всё должно быть дорого и богато, Лизка, сколько, блять, тебя учить?
— У меня другой учитель, Пчёлкин, — что совсем не удивляет, — и я ушла готовить ему ужин.
— Кто бы сомневался!
— Целую, люблю! Пока!
— До скорого…
В аппарате повисли отрывистые гудки, а Пчёла, поймав собственное отражение в зеркале, ещё раз настоятельно себе напомнил — не измять своим принципам. Сам же поклялся, что на Патриаршие путь заказан. И если совсем невмоготу станет от праведной тоски, как в горячке, то не пойдёт топтать ботинками под тяжёлыми балконами. Незачем портить перевёрнутые страницы, пусть и Витя благодарен тому, что однажды с ним случилась Софа.
Его зеленоглазая Генераловна, своим уходом притупившая другие персональные ненастья Пчёлкина.
Девчонка, которая больше к нему не вернётся. Пора бы это запомнить.
И западать на чужих жён — это в принципе херовая примета. Даже если когда-то эти дамы обещали иное.
Нет, Пчёлкин никого не винил, но судьба оказалась проворнее. Обставила.
— Пчёла, всё тебе шуточки! — и всё-таки Софе спокойнее с Витей, хоть и люди они тревожные. Напели друг другу обо всех смертных грехах, а теперь стоят на ветру, обнимаются. Придурки! — А вот придёт опять Милославский в гости, засватает, как грозился, и всё! И нету Кука, ищи меня, не к кому будет пойти на жизнь пожаловаться.
— Поминай, как звали, и дело, шитое белыми нитками? Ебать, удумала! — неуклюжие попытки Софы вызвать ревность, вызывают у Вити приступ гомерического хохота. — Позовите хотя бы на свадьбу, мы с Косом приедем, ребяток подтянем, шмальнём в воздух за ваше безоблачное, сука, счастье!
— Больной! Как ты ещё не сдох от переизбытка фантазии, рыжее бедствие?
— У меня все фантазии самый сок, так что, красотка, помру от удовольствия, не сомневайся.
— И после этих слов ты думаешь, что кто-то ещё тебя вынесет?
— Нет!
— И я не думаю…