Потом она показывает на дверь и вопросительно на меня смотрит.
— Да, да, можешь идти, — отвечаю я, она разворачивается и уходит. Я останавливаю ее возле двери. — У меня сегодня важный день. Не хочешь пожелать мне удачи? — она улыбается и одними губами произносит: «Удачи». Жаль, что она не может остаться и поддержать меня. Безгласых наказывают и пытают за всякое нарушение строжайших правил, а за любые серьезные нарушения казнят без суда. Эвелин рискует жизнью, даже просто поднимая взгляд или улыбаясь мне.
Интересно, она станет смотреть Игры, зная, что я не вернусь? Думаю, даже если не захочет, ее заставят. Таковы правила. Все панемовцы должны смотреть Игры, хотят они этого или нет. В дни, когда трибуты сражаются на арене, никакие другие программы не показывают. Интересные моменты смакуют по несколько раз. Нам показывают, как капитолийцы с интересом наблюдают, как умирают наши близкие. Мне всегда противно смотреть на то, как куча разукрашенных идиотов смотрят на казнь с восхищением, но у меня просто нет выбора. И вот совсем скоро я сам окажусь объектом наблюдения тысяч людей. И если кто-то расстроится, когда я умру, то в Капитолии захотят прокрутить этот момент несколько раз и обязательно вставят что-то вроде: «Вот и потух его огонь!», и все засмеются над подобной глупостью.
Мне становится противно от своих мыслей, и я иду на обед в общую столовую, чтобы хоть как-то отвлечься от всего происходящего.
Эффи как обычно суетится — бегает с телефоном и какими-то бумажками, Хеймитч спорит с поваром о чем-то, Цинна и Порция обсуждают новые эскизы рисунков, наши с Китнисс группы подготовки хохочут все вместе над чем-то в журнале, а Китнисс нигде не видно. Неужели она опять опоздает? Или, может, она слышала наш с Хеймитчем разговор и теперь не выйдет до самых индивидуальных показов? Врятли она могла все слышать…
— Пит, ты что-то хотел? — спрашивает Эффи и сует мне бумажку с моим сегодняшним расписанием (она составляет его мне каждый день).
— Нет, просто пришел пораньше, — отвечаю я и пробегаюсь глазами по списку.
— Можешь идти в столовую, Китнисс уже там, — говорит она.
— Китнисс? — я не получаю ответа на этот вопрос, потому что у Эффи звонит телефон, и она сразу же забывает обо мне.
Иду через гостиную, где собрались все стилисты, прохожу мимо Хеймитча и вот уже вижу Китнисс. Она сидит за столом и ест булочки.
— Привет, — говорю я.
— Привет, — с неохотой отвечает Китнисс.
— Надоело сидеть в комнате?
— Захотелось поесть, — да уж, от этого холодного тона могут даже пойти мурашки.
Понимаю, что разговора у нас не получится, и просто набираю себе еды. Потом сажусь за стол и пытаюсь не встречаться взглядом с Китнисс. Она тоже не смотрит на меня, но потом все же говорит:
— Хеймитч говорил тебе что-нибудь? — мои глаза сразу расширяются. Неужели догадалась?
— Эмм… нет, а тебе?
— И мне ничего. И еще ментор называется, хорошо хоть пить перестал, — я сразу успокаиваюсь, потому что ей просто было интересно, делает ли Хеймитч то, что должен делать ментор.
— А ты хочешь что-то узнать у него?
— Не помешало бы.
— Ну сама спроси, — она поднимает на меня взгляд и вздергивает бровь.
— Без него справлюсь, — да уж, типичная Китнисс.
— Как знаешь, — говорю я с напускным безразличием. Лучше пусть она начнет ненавидеть меня сейчас, чем потом на арене попытается убить и разрушит все мои планы. Ее реакция, как и ожидалось, это небольшой шок. Всем своим видом она говорит: «Как? Ты не станешь меня переубеждать?», но я продолжаю оставаться безразличным.
В это время все стилисты с Хеймитчем и Эффи шумной компанией заходят в столовую. Они шутят, веселятся, поднимают тосты за нас с Китнисс. Такое чувство, что только я понимаю, что через пару дней нас выпустят на арену к профи, которые мечтают нас убить, но я стараюсь оставаться спокойным, и если у меня что-либо спрашивают, вежливо отвечаю.