Её глаза приобрели оттенок первых весенних листьев, просвеченных солнцем.
Будучи хищником, Коннор редко обращал внимание на цветы и другую растительность, но теперь вдруг вспомнил строку из стихотворения:
“И первой зелени янтарь…”
Так вот о каком цвете писала поэтесса! В таких глазах было немудрено утонуть. Галия взяла его за руки. Она не могла удержаться от прикосновения, будто боялась навсегда потерять его.
— Тебе жилось несладко. Ты заслуживаешь награды, теперь в твоей жизни должно быть много хорошего. Как бы я хотела… — Она замолчала, по её лицу прошла дрожь.
“Нет, — мысленно возразил Коннор. — Я не позволю тебе сделать меня слабым. Не стану слушать твоё враньё”.
Но суть была в том, что Галия не обманывала. Она принадлежала к тем глупышкам-идеалисткам, которые говорят то, во что свято верят. Коннору не следовало бы выяснять, каковы её убеждения, но он ничего не мог с собой поделать. Он хотел их узнать. Галия уже молча смотрела на него. В её блестящих глазах застыли слёзы. Что-то изменилось в Конноре и вокруг него. Поначалу он не мог понять, что происходит, осознавал только, что теряет себя. Лишается своей брони, жёсткости, всего, что необходимо ему для выживания. Что-то внутри него таяло, и его душа тянулась к Галии. Он попытался взять себя в руки, но тщётно. Пути назад уже не было. Коннор чувствовал, что куда-то летит, но ему было уже безразлично… Кто-то подхватил его. Он знал тепло этих рук и уже не боялся их. Наоборот, он опирался на них, позволяя Галии поддерживать его обмякшее тело. Как тепло… В один миг Коннора захватил ураган эмоций. Наверное, от избытка тепла его стала колотить дрожь. Но это не было ознобом. Ощущение новое, незнакомое и неназываемое — наслаждение. Но лишь гораздо сильнее и ярче. Именно в это мгновение между ними проскочила искра, соединив их души. За ней последовала ошеломляющая вспышка взаимопроникновения.
Сердце Коннора едва не разорвалось.
“Это ты, — звучал в его голове голос — тот самый голос, который он слышал вчера, в минуты битвы с драконшей. Он наполнил его радостным удивлением. — Это ты… Тот самый, которого я искала. Ты — единственный…”
Коннор больше не хотел возражать — он желал лишь бесконечно слушать Галию. Казалось, он вдруг увидел прямо перед собой заветную мечту.
Человека, которого он чувствовал, как самого себя.
“Я знаю тебя, — отозвался голос Галии у него в голове. — Мы так похожи…”
“Нет”, — подумал Коннор, но протест прозвучал довольно слабо.
Цепляться за ярость и презрение казалось теперь ему бессмысленным делом.
“Мы принадлежим друг другу, — просто объяснила Галия. — Вот так”.
Волны тепла… Коннор воспринимал её любовь как яркий свет, льющийся на него, и больше не мог сопротивляться. Он обнял Галию. Слегка повернул голову, и, поскольку они были почти одного роста, их губы оказались совсем рядом. Поцелуй был трепетным, блажённым и сладостным. После бесконечного плавного парения в серебристой дымке Коннор вдруг вздрогнул от внезапных мыслей:
“Есть что-то, что я должен помнить…”
“Я люблю тебя”, — ответила Галия.
“Да, но я о чём-то забыл…”
“Мы вместе, — напомнила она. — Я не хочу, чтобы ты думал о чём-то ещё”.
И на этот раз она сказала правду. Коннор был согласен с ней. Кто бы смог добровольно отказаться от этого тепла, близости и тихой радости? Но они о чём-то говорили — целая вечность прошла с тех пор, тогда он ещё был один.
Коннор вспомнил, что в той жизни что-то безмерно печалило его.
“Я не позволю тебе печалиться. И ты больше не будешь один”, — возразила она молча.
Галия провела по его волосам ладонью. Только и всего, но этот жест едва не лишил Коннора способности размышлять. Но этого не случилось.
“Один… Теперь я вспомнил”.
Записка его родителей.
“Ты навсегда будешь один”.
Кольцо рук Галии сжалось.
“Не смей! Не думай об этом. Мы вместе. Я люблю тебя…”
“Нет!..”
Коннор резко вырвался из её объятий. И обнаружил, что они всё ещё стоят посреди библиотеки. Посмотрел на Галию в упор. Она выглядела изумлённой, потрясённой, будто её силой выкинули из превосходного сна.