Вдруг Ариэн резко дернулся — так, будто его вот-вот вывернет наизнанку. Я было бросилась к нему, но его лицо почти сразу разгладилось, сохранив лишь недоумение в блеклых глазах.
— Что это? — удивленно и растерянно спросил он. — Что ты видишь?
— Что? — я решила, что мне послышалось, но Ариэн повторил.
Дошло не сразу. Значит, поэтому меня вначале приняли за Темную, об этом умолчал Роверан: сила Темных простирается куда дальше, чем я думала. Это до ужаса меня напугало. Я затрясла головой, не желая обнажать уязвимость и протестующе сложила на груди руки. Не позволю!
— Что это было? — повторил он, словно войдя в транс. Его голова чуть заметно раскачивалась из стороны в сторону. Я попятилась назад. — Я видел… нечто похожее на телегу, наверно, это…
— Это моя жизнь. Только и всего, — прервала я, поднявшись на ноги. Слишком резко, но в этот раз головокружение прошло куда быстрее.
— Эвели?..
Надеясь, что расстояние позволит разорвать эту связь, которой я и сама пользовалась без каких-либо соображений морали, я большими шагами дошла до выхода.
Ни о чем не думать, ничего не помнить. Я подставила лицо солнцу. Оно было горячим, а в недвижимом воздухе повисло напряжение. Никто не знает и не видел то, что я спрятала глубоко в себе. А те, кому я наивно доверилась рассказать хоть что-то, наверняка уже убиты Тайной Службой во время неудавшегося «мятежа». Ничего особенного, ничего выдающегося: беззаботное детство в Де-Мойне, штат Айова. Страна — Соединенные Штаты Америки, планета — Земля. Две тысячи двенадцатый год. Время, когда в президентской гонке выиграл черный, а по ящику в промежутках между пародийным шоу Эрика Андре и рекламой Кока-колы рассказывали о последствиях урагана «Сэнди». Время, когда о надвигающемся конце света говорили больше, чем о вооруженном противостоянии в Сирии. Время, когда у меня было совсем другое имя.
Кажется, я до сих пор помнила каждую мелочь.
Только какое все это может иметь значение, какую ценность вообще несут такие воспоминания?.. Автомобильная авария, ледяная вода в легких, забытье и чьи-то руки, поднимающие меня с уже не родной земли. Первые дни, проведенные в панике и полном неверии, в невозможности принятия происходящего абсурда. После — обостренное чувство несправедливости и громкое «я смогу». Ну, почему… почему, стоит появиться поблизости какой-то детали, и все разом лезет наружу, опять причиняя боль? И остается только одно желание из разряда невыполнимых — забыть.
«Есть проблемы куда важнее, хватит копаться в прошлом», — одернула я себя. Тряхнула головой и, открыв глаза, приложила руки к горячим потным вискам. Фермы отца больше не было перед глазами, как и раскуроченной нашей шалостью будки — маленькой крупицы моей жизни, которая ничего не значила.
Дело шло к грозе, а, значит, мы здесь уже давно. Сезон дождей, за которым следовало заледенение, всегда начинался в одно и то же время и длился, кажется, вечность — нечто, что когда-то очень давно еще виделось поздней осенью. В такое время самым разумным было найти крепкую крышу над головой, а эта совершенно не подходила.
Я сделала шаг наружу, выглядывая из узкого прохода: ощущение нехватки кислорода становилось все сильнее. Но даже в таком состоянии — медленно, готовясь в любой момент занять оборону. Предосторожность еще никогда не была лишней, и я уже не могла хоть в чем позволить себе беспечность. Но и здесь никого не оказалось. Я приложила левую руку козырьком, расслабила глаза. И все мысли разом смело на задворки.