Задний двор — это то, что заставило меня влюбиться в этот дом. Я сделала выбор в тот же день, когда состоялся показ. Бесконечный бассейн простирается до холмов, здесь есть кострище и джакузи, и достаточно мест, чтобы разместить пятьдесят человек, хотя у меня были гости всего несколько раз.
Иоланда снимает рубашку, демонстрируя черный спортивный бюстгальтер и шесть кубиков, за которые я бы убила, и укладывает свой коврик на бетон. Ей около сорока, но у нее тело женщины моего возраста.
Я смотрю вниз на свой живот. Он плоский, но на бедрах у меня слишком большой объем в отделе талии. Я не худая, но не сказала бы, что имею лишний вес. Мне нравится говорить о себе, что у меня полные сиськи и задница. Я унаследовала от матери широкие бедра и большой бюст, но стараюсь поддерживать свое тело в хорошей форме, насколько это возможно. Но это не значит, что я отказываюсь от тако.
Я наклоняюсь, чтобы положить коврик на землю, и протягиваю Хадсону свой лишний.
Он берет его, поднимая бровь. — Розовый?
Я ухмыляюсь. — Это подчеркивает цвет твоих глаз.
Он хихикает. — Приятно слышать.
Иоланда принимает позу ребенка, когда мы располагаемся, и начинает свою мантру.
***
Мы уже тридцать минут занимаемся йогой, а я, как обычно, не чувствую себя дзеном. Я не следую инструкциям Иоланды... потому что возбуждена.
Она велит нам сесть в позу «собака, обращенная вниз», но я улавливаю лишь обрывки ее слов. Ее слова — как фоновый шум, пока я концентрирую все свое внимание на Хадсоне, который сейчас без рубашки и выполняет приказ Иоланды.
Он принимает позу, его спина выгнута дугой, а задница торчит вверх, и я делаю то же самое. Пот капает с его лба и груди.
Это отвратительно, что я хочу вытереть его языком?
Я качаю головой в безуспешной попытке сосредоточиться на задаче, но мои колени дрожат. Мои локти шатаются. Я сжимаю пальцы рук и ног, уверенная, что вот-вот провалюсь в этой позе, хотя делала ее десятки раз.
Подумай о мирных вещах, ради Бога.
Ты на гребаном уроке йоги.
Будда.
Ганди.
Не пенис Хадсона.
Пенис — это не дзен.
Никакой дзен не течет через меня прямо сейчас.
Никаких «Намасте», сучки.
Я отвлекаюсь от Хадсона, когда Иоланда встает, чтобы поправить его позу. Он смотрит на меня, и мы устанавливаем зрительный контакт, когда он бросает мне игривую ухмылку, от которой я чуть не падаю. Иоланда идет следом за мной, скорее всего, недоумевая, почему я копошусь вокруг, как двухлетний ребенок, который наконец-то обнаружил, что у него есть ноги.
Я не свожу с него глаз, пока Иоланда быстро поправляет меня, а затем возвращается на свой коврик. Хадсон впивается в меня напряженным взглядом, его глаза цвета деревенского меда поглощают меня, и я не могу отвести глаза. Это только подтверждает, что не только я чувствую эту связь, эту химию, искрящуюся между нами.
Наша связь разрывается через несколько минут, когда Иоланда заставляет нас перейти в последнюю позицию, и мы заканчиваем.
Хадсон встает и начинает собирать наши коврики, а я провожаю Иоланду до входной двери, мои ноги медленно скользят по травертиновой плитке. Часть меня хочет вытолкнуть ее из дома и помчаться к Хадсону. Другая часть хочет умолять ее остаться, потому что я не знаю, что произойдет, когда она уйдет.
Она поворачивается и обнимает меня. — Он кажется защитником.
— Он только мой телохранитель, — говорю я, пытаясь убедить нас обоих. — Ничего больше.
— Пока ничего больше, но я чувствую, что будет. Я инструктор, а это значит, что я обучена наблюдать. Я видела, как между вами течет химия. Искра, которая хочет окончательно соединиться. То, как менялось выражение ваших лиц, когда вы наблюдали, как переходите к следующей позе, сказало мне все, что мне нужно знать. Будет больше. Я могу тебе это обещать.
Она машет мне напоследок рукой и исчезает за дверью.
Я вздыхаю. Обычно я расслабляюсь, когда она уходит, но сегодня это не тот случай.
Я на взводе.
Разве йога должна вызывать сексуальное возбуждение?
Она вызывает феромоны, дофамин и все такое хорошее, верно?
Такого никогда не было раньше, но я также никогда не делала этого с Хадсоном.