Ингрид тоже приблизилась, и он протянул ягоду и ей. Она робко обхватила ее губами. Омод тут же прижался к ним в поцелуе, смешивая его вкус со вкусом ягод.
Когда они оторвались друг от друга, Ингрид затеребила веточку мирта.
— На празднование собралось много леди…
— Да, в замке прежде столько не бывало.
— И многие из них красивы…
— Возможно. Я не присматривался.
— Наверняка среди них есть очень богатые, из древних родов.
— Вообще-то действительно есть среди них одна.
Лицо Ингрид огорченно вытянулось.
— И она юна и прекрасна?
— Она старше матери и обладает довольно… необычной внешностью.
Ингрид тихонько перевела дух. Лицо посветлело.
— А почему ты спрашиваешь?
— Потому, — она прикусила губу, — потому что зачем тебе ходить ко мне, когда любая из них почтет за счастье внимание короля? И… у них такие мягкие руки, и нежные голоса, и красивые платья.
— Хочешь, я и тебе платье подарю?
— Куда я его надену? — рассмеялась она, но щеки порозовели от удовольствия. Казалось, терзавшее ее беспокойство слегка улеглось. — Чтоб зажигать жаровни? Или взбивать перины?
— Идея с взбиванием перин мне нравится, — улыбнулся Омод и потянул ее на лавку.
Алекто нашлась во внутреннем дворе. Они с Каутином лепили что-то из снега, собирая его с бортика фонтана, на котором сидели. Вернее, Каутин лепил, а она вяло мяла его покрасневшими пальцами. Эли возился рядом с Хрустом, не обращая на них внимания.
— Что вы делаете? — кивнула я на снег в руках Алекто.
Она расставила пальцы, и белые слипшиеся комочки просыпались между ними.
— Держу снег, — пожала плечами она.
— Вы все еще обижаетесь из-за того, что не смогли пойти в розарий?
Алекто снова пожала плечами.
— Какое мне дело до общего веселья и цветов, прекраснее которых мне никогда не увидеть в жизни? Ведь я люблю носить черное, не развлекаться и проводить время в компании матери и скучных братьев.
— Эй, — возмутился Эли, — кого это ты назвала скучным?
Алекто ответила кислым взглядом.
— А ты что лепишь, Каутин? — повернулась я к старшему сыну.
Он покраснел и показал мне розу. Цветок оказался на удивление искусно выполнен.
— Это он для королевы, — фыркнула Алекто.
Каутин покраснел еще сильнее и опустил глаза. Но ответил спокойно.
— Ее величество — удивительная женщина.
— Это ты понял по ее платью? Или красивому лицу? — язвительно спросила она. — Ты не обменялся с ней ни словом — как ты можешь судить о ее уме или других качествах.
— Это и не нужно. Все видно сразу.
— Значит ты, как и большинство мужчин, судишь лишь по внешности? А до стремлений женщины и ее интересов тебе и дела нет?
— Если под стремлениями и интересами ты имеешь в виду острый язык и колючий нрав, то это меня действительно не интересует.
Алекто рассерженно уставилась на него.
— Прекратите, — оборвала я. — Алекто, я уверена, будет еще немало возможностей посетить розарий. К тому же на пиру организуют танцы, и вы еще сможете развлечься. Естественно, при этом помня о приличиях и благоразумии.
Ее глаза вспыхнули, она даже вскочила.
— Значит мне можно будет танцевать?
— Конечно. Но только спокойные традиционные танцы.
— Тогда мне нужно попрактиковаться. Каутин, идем со мной.
— Может, тебе составит компанию Эли?
— Ты смеешься? Он умеет только скакать. К тому же, едва ли мне нужно готовиться к тому, что меня пригласит кавалер вдвое ниже меня ростом.