Я посмотрела ему вслед и безумная идея пришла мне в голову. На днях обязательно осуществлю.
Тетушка еще покричала, но потом сдалась и тоже удалилась.
– Ненавижу этот паршивый Маковый Уголок! – кричала она в коридоре. – Все тут ненавижу! Проклятые деревенщины! Сами не живут и другим не дают!
Папенька откинулся на спинку кресла со сдавленным вздохом.
– Простите, Ваше Величество, – произнес он, – она невменяема и плотно сидит на табаке.
– Ведьмы все такие... темпераментные, – спокойно ответил Ботрел.
Мы с папенькой уставились на него в испуге.
– Вы думали я не увижу? Она боится разоблачения при дворе и потому расстроена.
Ботрел покрутил шеей, похрустел позвонками и встал.
– Сейчас я должен раскланяться. Даже нежить нуждается в отдыхе, – он усмехнулся и покинул нас, двигаясь в высшей степени легко и изящно.
– Лили, – прошептал папенька, – откажись.
Но я только поцеловала его в макушку и вышла. Голова моя была занята совсем другими мыслями.
Глава 16
Все последующие дни Рауль избегал меня, а я не решалась к нему сама приблизиться.
Зато каждый вечер мы читали романы и музицировали в розовой гостиной. Ботрел оказался прекрасным пианистом и даже не верилось, что он родился в темные века. Столь изящны были его манеры. Он даже не ел руками и тем более не вытирал их об волосы.
Тетя Кларисса немного успокоилась, когда ей обещали, что мое замужество останется в тайне. Но она продолжала настаивать, чтобы меня объявили погибшей, таким образом скрыв мезальянс. Страшная женщина эта моя тетушка. Впрочем, как и все ведьмы.
А Рауль стал подсаживаться поближе к тетушке во время вечерних чтений. Негодяй. И еще шептал ей на ухо непристойности, а тетушка смеялась и била его веером по рукам. И так каждый вечер.
Щеки мои устали пылать от гнева. А от запаха сирени из окна становилось и вовсе тяжко. Сердцебиение сделалось уже хроническим, а в голову все время лезли пошлые мысли. Особенно они усиливались при виде Рауля, который кажется о них догадывался. Но физиономия его мало что выражала, кроме самодовольства и обычной для него иронии.
– Вы ревнуете? – спросил меня однажды Ботрел, когда мы играли на пианино в четыре руки.
Тетушка с кавалерами хлопали в ладоши в такт нашей мелодии и веселились. А папенька сидел, уронив голову на руки. Бедняга, он еще не привык к этим чокнутым.
– Нет, естественно. Терпеть не могу этого наглого виконта, – я начала бить по клавишам сильнее необходимого.
– Думаю, сегодня ночью ваша тетка затащит его в постель. Посмотрите на ее хищную улыбку.
Я со всей силы ударила по клавишам и мелодия прервалась.
– В чем дело, душа моя? – проворковала тетушка с кушетки, на которой она полулежала, в окружении кавалеров.
И этот рыжий нахал с ними!
– Я устала, тетушка и хочу отдохнуть, – ответила я сердито.
– Тогда можешь идти, – позволила она благосклонно, – а мы еще тут посидим. Она поднесла к носу табакерку и кончиками пальцев вытащила понюшку табака.
А потом сунула табакерку Раулю. Но он только нахально улыбнулся и отмахнулся от нее.
– Вы же знаете, я не нюхаю табак, – проговорил он небрежно.
– Какой ты скучный, – протянула тетя. – А Нинелль рассказывала, с тобой весело.
– Мы веселились иначе, – ответил ей Рауль и подмигнул мне.
– Негодный сатир! – хохотнула тетушка.
Ботрел же начал новую мелодию, а папенька, кажется, застонал. Как я его понимаю. Ведь его домашний уют грубейшим образом разрушили.
Няню я нашла на кухне, но она показалась мне рассеянной и неразговорчивой, что совсем не было на нее похоже. Странно. Неужели что-то случилось? Я присела к ней у стола.
– Няня Милисент, маркиз Дюкло опять оскорбил вас? – осторожно поинтересовалась я.
– Я ему оскорблю, – ответила она, блеснув глазами. – Старый извращенец. Где это видано, чтобы обычный человек к гоблинше подъезжал.
Ну вот – гоблинша. Так я и думала.
– Думаю, маркизу Дюкло не привыкать к... самым разнообразным любовным приключениям, – ответила я.
– Я и говорю, потаскун и извращенец.
Няня грозно фыркнула, а потом подвинула ко мне блюдо с булочками.
– А вы с Ботрелом всерьез венчаться будете? – спросила она встревоженно.
– Боюсь, что да. Но другого способа вызволить папеньку я не вижу. Он и так выглядит больным. Этот чернокнижник его совсем измотал угрозами.
Из окна раздался заунывный вой и мы с няней вздрогнули.