— Так может, вернемся? — оживился Шест, выжимая педаль газа. На спидометре уже показывало сто семьдесят. Витя нажал кнопку на руле, и стеклоподъемники начали медленно опускаться. Салон заполнил прохладный осенний ветер, проникая под одежду. Шестакова высунул руку в окно, раскрывая ладонь.
— Зачем? Посмотреть, как она танцует с другим?
Витя повернул голову к Антону, разглядывая его профиль. Какое-то время он молчал, а потом резко дал по тормозам. Хорошо еще машин на трассе не было, и спасибо ремню безопасности, иначе Леваков бы точно встретился лбом с панелькой. Джип повело чуть влево, а на трассе появились черные полосы, однако тормоза сработали на ура, и машина вмиг встала как вкопанная.
— Ты спятил? — крикнул Антон. Дыхание у него перехватило, перед глазами вспыхнули разные картинки, но самой яркой был поцелуй Юльки. Вот она встает на носочки, вот касается его губ. От нее веет ягодами. Какая она все-таки красивая была сегодня.
— Проваливай, — спокойно сказал Витя. Леваков глянул на друга, с круглыми, как две монетки, глазами.
— Чего?
— Проваливай, — повторил Шест.
— Ты под чем-то? Мы… Твою мать, мы стоим черт знает где, ты нас чуть не убил.
— Меня бесят неудачники, — выдал Витя, откидываясь на спинку сидения. Его вытянутая левая рука лежала на руле, а правую он запустил в волосы.
— Слышишь! — крикнул Антон, закипая от злости. Что удумал этот дурак? У него не все дома что ли. Мало Гриши и Юльки, так теперь еще и Шестаков.
— О! Эмоции появились? — усмехнулся Витя. Он вел себя так словно управлял не только этой машиной, но и целым миром. Вершитель судеб, будь оно не ладно.
— Иди к черту, понял! — злился Леваков. Он дернул ручку и выскочил на трассу, закипая от раздражения. Закинул руки в карманы, разглядывая горы, которые отсюда казались такими яркими, пушистыми, и нереальными. Казалось, до них можно добраться за минуту, казалось, до них невозможно дойти, даже спустя тысячу часов подъема.
Антон вдруг ощутил себя маленькой букашкой, стоящей у низов склона. Там — на горе была Юлька. В один миг она стала такой далекой, в один момент их начал разделять подъем в тысячи шагов. Должен ли он продолжать взбираться или стоит развернуться, и пойти в другом направлении.
— Слушай, — за спиной послышался голос Вити. Он тоже вышел на трассу, разглядывая вечернюю красоту. В сумраке горы выглядели еще более могущественно.
— Ты же не разговариваешь с неудачниками, — фыркнул Леваков.
— Ты должен либо добиться ее, либо забить. Но вот такое состояние, типа, ой, я жалкий неудачник и меня подвинули, — кривлялся Шест. Он закинул руку на плечо Антону, притягивая к себе. Были ли они друзьями? Был ли кто-то настолько же наглый и прямолинейный в жизни Левакова как Витя? Смотрел ли кто-то также честно и искренне? Может в этом и заключается дружба: говорить правду-матку, без сладкой обертки, давать подзатыльник и возвращать в реальности, пусть не самыми легкими путями.
— А сам-то? — вздохнул Антон, косясь на друга.
— Я не страдаю, не путай. Но самобичевание — это такая хрень. Тем более я уверен, Снегирева тебя на понт взяла. И отшила, чтобы ты за ней побегал. Вообще, за такие оскорбления по роже дают, так что считай тебе повезло. Но я все равно ненавижу неудачников. Так что да, друг, пойдешь отсюда пешком.
— Она мне нравится, — признался вдруг Антон, пропуская, кажется, все слова мимо ушей. И вернуться захотелось, да только смысла особого в этом уже не было. Запрыгивать в последний вагон — чревато последствиями. А вот купить билет на новый поезд — совсем другой разговор.
— И? — протянул с улыбкой Шестаков.